них увидела свет новая литература. Старая вера в то, что войны с мусульманами и последовавшее вплотную за ними нашествие галла привели к полному окончанию какой бы то ни было культурной активности, оказалась совершенно несостоятельной. Эти события конечно же принесли с собой всеобщую разруху и анархию, обнищание, голод и преждевременную смерть. Тем не менее в самой этой гуще общенародного и личного несчастья нашлись образованные люди, сделавшие новые переводы с арабского и даже с латинского; и богословы тоже не прекращали работ, защищающих от нападок их христианскую веру. В это же самое время велись тщательные записи всех беспрецедентных событий, причем не только самими абиссинцами, чье существование как независимой нации было под угрозой, но и со стороны противника – мусульманскими летописцами.

Один из самых значительных персонажей в абиссинской истории литературы – некий Салик, араб неизвестного происхождения, поселившийся в Эфиопии при правлении Лебна-Денгхели – царя, принявшего в 1520 году португальское посольство. Салик перешел в христианскую веру и стал монахом под именем Ембаком (Хабаккук) и в конце концов возвысился до настоятеля великого монастыря Дэбрэ- Либанос. Это сделало его етчегхе, то есть главой всех монастырей, – положение, которое не занимал ни один иностранец, до него и впоследствии. Ембаком, ставший знаменитым за свою ученость и религиозное рвение, поскольку сам являлся мусульманином, написал апологетическую работу Анкаса Амин (Врата Веры). В ней он анализирует отрывки из Корана, чтобы продемонстрировать всеобщую притягательность Евангелия по сравнению с ограниченным призывом учения Мухаммеда. Также он защищал христианскую концепцию Троицы, вопреки утверждению мусульман (используемому тогда в качестве антихристианской пропаганды), что она равносильна политеизму; также он представляет продуманную защиту религиозных картин и изображений, запрещенных исламом. Ембаком также переводил книжки с арабского языка, включая широко распространенную легенду буддийского происхождения из Индии Баралан и Ееасеф.

Среди других религиозных работ беспокойного XVI столетия можно упомянуть Хайманота Абау (Вера отцов), содержащую отрывки из Афанасия, Кирилла, Амвросия и других отцов церкви: она заменила старого Керлоса (святого Кирилла) и с тех пор была в большом почете. Определенный исторический интерес представляет Метсехафа Кедар (Книга нечистоты), наказывавшая отступников, возвращающихся в христианское стадо. А таких было множество, ибо во время войн с мусульманами для абиссинских христиан переход в ислам – часто единственная альтернатива мученичеству. Также появилась в обращении новая агиографическая работа Деяния святого Себастьяна, очевидно переведенная непосредственно с латинской версии. Присутствие католиков имело ограниченное воздействие на литературу. Приблизительно в середине этого столетия царь Галавдевос, или Клавдиус, для обращения которого в свою веру иезуиты сделали все, что было в их силах, написал свою хорошо известную книгу «Исповедание веры», примечательное изложение эфиопской точки зрения на религию.

Обращая внимание на исторические записи этих тревожных времен, мы обнаруживаем, что абиссинская позиция хорошо представлена в серии царских летописей, написанных на эфиопском языке. И указанная здесь летопись Галавдевоса (1540–1559), сына Лебна-Денгхели, является чрезвычайно важным источником по изучению истории этого времени, рассказывающая о некоторых деталях мусульманского вторжения. Интересно, что современная тому периоду арабская хроника – «История завоеваний Абиссинии», написанная, вероятно, выходцем из Харара, – описывает ту же самую историю, увиденную глазами мусульманских захватчиков, которые все еще были победителями в конфликте. Страдания христианской Эфиопии также записаны в красочных деталях в биографической работе под названием Деяния Текле-Алфа – настоятеля монастыря в Годжаме. И здесь снова мы видим параллельные описания мусульманских хроник, показывающих, насколько трагичной была доля простого населения во время этих долгих войн и по ту и по другую сторону.

Но беды Эфиопии не прекратились и после отбитых мусульманских атак. Истощение и раздробленность народа открыли ворота для новых захватчиков, ищущих жизненного пространства и жаждущих завоеваний. Их превосходящее число было столь же ужасно, сколь и силы Грана. Этими новыми пришельцами были племена галла, проникшие на нагорье с юга и оккупировавшие огромные пространства плато и средние вершины. Это новое несчастье опять-таки имело отзвук в области литературы. Достойная внимания История галла, написанная во второй половине XVI столетия неким Бахреем, священником при дворе Малака-Сагада и писателем, наполнена истинным духом исторического исследования.

Представляется невозможным расширить это обозрение до XVII столетия за исключением двух работ особой важности. Фетха Нагаст (Закон царей) – книга юридических предписаний, основанная на византийском праве, была переведена с арабского и оставалась чрезвычайно влиятельной в Эфиопии вплоть до настоящего времени. Компендиум церковной песни, деггва, также появился в это время и часто сопровождается музыкальной записью в виде миниатюрных значков и символов, написанных поверх линии. Царские летописи поддерживались на протяжении почти каждого правления в XVII, XVIII и далее столетиях (рис. 36). Хотя и некоторые амхарские разговорные слова и идиомы начали просачиваться в них в течение XVIII столетия, все хроники продолжали писаться на эфиопском языке. Амхарский же был утвержден как официальный язык для этих и других целей несчастным императором Теодоросом (1855–1868).

Хотя в этой части я слегка и затронул книги послесредневекового периода или даже современные, но я должен в заключение напомнить, что все они имели форму манускриптов, написанных на пергаменте. Даже при том, что большинство из них, находящихся сейчас в обращении, датированы XVIII, XIX или даже XX столетием, все они имеют древнее оформление и в действительности являются выдающимися памятниками средневекового мастерства, дожившими до наших дней. Работа лучших каллиграфов может быть необыкновенно красивой, и я очень радовался тому, что в своем последнем путешествии в Эфиопию в отдаленных монастырях все еще встречал людей, владеющих этим редким ныне ремеслом.

Как и другие школы живописи, абиссинская школа – обобщенный продукт местных и иностранных влияний. Но в случае с Абиссинией иностранный элемент имел очень сильное влияние. В их изобразительном искусстве очень мало африканского. Это искусство вплоть до недавнего времени оставалось чисто религиозным, и своими корнями оно обязано тем странам раннего христианского мира, которые принесли в Эфиопию саму христианскую религию.

Из-за географической отдаленности связи этих стран Восточного Средиземноморья и Западной Азии с Абиссинией были незначительными. Таким образом, совсем не удивительно, что образцы, с которых ранние мастера черпали свое вдохновение (в основном, надо полагать, иллюстрированные книги Евангелий), были редки. Однако влияние, оказанное этими немногочисленными книгами, как-то все-таки попавшими в страну, было очень большим. Изоляция Абиссинии продолжалась, и даже в XVII столетии мы наблюдаем повторение того же самого явления: одна-единственная религиозная картина, поразившая воображение местного населения, могла стать образцом для целого ряда более или менее измененных копий.

Другая черта абиссинского изобразительного искусства, как будет далее показано, – постоянная приверженность традиции, в результате чего это искусство стало подлинным образцом архаической музейной композиции. Однако существующий художественный консерватизм не мог удержать местных художников от полного отхода от стиля оригинала. Не мог он также и предотвратить пусть и очень медленно происходящие изменения в самой иконографии. В самых ранних работах мы замечаем тенденции к упрощению традиционной художественной композиции и сведению ее к изображению геометрических эскизов, заполненных статичными, безжизненными фронтальными фигурами. Из всех школ христианского искусства только направление мозарабик, развившееся во время оккупации Испании маврами, имеет поразительно схожие черты (это отметил еще сэр Уоллес Бадж в 1898 году).

Консерватизм и приверженность традициям, присущие эфиопским художникам вплоть до современных времен, не позволяют прервать эту главу на моменте, когда западноевропейское влияние стало набирать силу в начале XVII столетия. Более того, остановка на этом месте означала бы вынужденное исключение из этого обзора большинства из сохранившихся картин, в которых отражены особенности, характерные для