Централизация государственной власти ослабила влияние лейбористов на местах, особенно в вопросах образования, жилищной политики и развития территорий. Несколько законов, принятых в 80–х годах, расширили полномочия кабинета в отношении местных органов управления в Англии и Уэльсе. Консервативное правительство упразднило Совет Большого Лондона и еще шесть муниципальных советов, являвшихся местными органами власти и контролировавшихся лейбористской партией. Центральное правительство, кванго (квазинеправительственные организации) и частные предприятия взяли под свой контроль более половины из тех служб, которые раньше находились в ведении этих семи советов. Помимо сокращения государственных субсидий региональным властям и ограничения их прав на сбор местных налогов, палата общин ввела коммунальный сбор: регрессивный налог, заменивший поимущественный. Местные органы власти были лишены права контролировать ренту, находившуюся в ведении Советов по недвижимости. Центральное правительство проводило политику, позволявшую арендаторам выкупать местное муниципальное жилье; дотации на оплату муниципального жилья выдавало оно, а не местные власти. Политика в сфере образования также была централизована, местные органы больше не управляли системой образования, не осуществляли контроль над школами. Министерство по образованию и науке получило полномочия утверждать общенациональные программы обучения, устанавливать оклады учителям, численность учащихся в каждой школе и выделять гранты для школ, ставших независимыми учебными заведениями. Помимо упразднения органов управления системой образования в Малом Лондоне были выведены из–под контроля политехнические учебные заведения и колледжи. В результате этой тенденции к централизованному управлению наибольшие выгоды получили богатые люди, земле– и домовладельцы. Бедняки и арендаторы понесли убытки[68].

Центральное правительство расширило свою власть над силовыми ведомствами. Министерству внутренних дел, отвечающему за работу полиции, были даны полномочия осуществлять кадровую политику, а также устанавливать дисциплинарные нормы для главных констеблей на местах. Кроме министерства, деятельность полиции на местах контролировала Надзирательная комиссия Ее Величества. Значительного ограничения действий полицейских со стороны судебных и местных властей не предусматривалось. В 80–х годах были расширены полномочия сотрудников полиции. Совместно с армией и службами безопасности они участвовали в подавлении забастовок, контролировали пикеты и разгоняли демонстрации. Согласно закону 1986 г. об общественном порядке, полиция могла запрещать выступления и забастовки, создающие угрозу возникновения «массовых беспорядков» и наносящие «моральный урон», т.е. действия, которые могут иметь самые вольные толкования. Органы национальной безопасности, такие, как Эм–Ай–5, Эм–Ай–6 и Особое подразделение, также осуществляли надзор за различными объединениями для предотвращения «массовых беспорядков». Возможности контроля за этими силовыми ведомствами со стороны парламента и средств массовой информации были ограничены. В результате изменения законодательства в период правления Тэтчер были урезаны гражданские свободы. Государство контролировало средства массовой информации, включая Би–би–си, Независимую радиовещательную корпорацию, левые журналы типа «Нью Стейтсмен» и книги, рассказывающие о секретных агентах. Закон 1990 г. о государственной тайне ограничил право государственных служащих предоставлять информацию широкой публике. Основными объектами репрессий стали левые организации: шахтерские профсоюзы, организации, выступающие за ядерное разоружение, средства массовой информации, замеченные в симпатиях к левым объединениям или дававшие наиболее полную информацию об Ирландской республиканской армии. Эти меры отражали страх администрации Тэтчер перед угрозой забастовок, расовых волнений и особенно насилия в Северной Ирландии[69].

По сравнению со шведским социал–демократическим правлением в 80–х годах администрация Тэтчер добилась большей согласованности в проведении государственной политики. Шведские чиновники принимали коллегиальные решения: премьер–министр предоставлял членам кабинета широкую автономию в руководстве подчиненными им департаментами. Тэтчер установила режим господства над кабинетом. Она редко колебалась перед увольнением министра, не разделявшего ее политических пристрастий. В составе ее кабинета наибольший авторитет имело министерство финансов. При объединении политического процесса Тэтчер, не располагая большим аппаратом, опиралась на советников из личной канцелярии и отдела политики. Опасаясь, что государственные служащие поддерживают коллективизм и курс на создание общества всеобщего благоденствия, советники Тэтчер отвели им менее значительную роль, чем в предыдущих консервативных правительствах[70].

Несмотря на приверженность рыночному плюрализму, правительство Тэтчер ограничивало возможности участия групп влияния в формировании правительственных решений. Шведские социал–демократы привлекали к процессу выработки и осуществления политики самые разные объединения. Лидеры общественных объединений заключали между собой компромиссные межклассовые соглашения. При Тэтчер общественные объединения были исключены из участия в политике. Обострились классовые конфликты. Отвергая корпоративный стиль в политике, Тэтчер допустила фрагментацию гражданского общества. Членство в британских тред–юнионах сократилось с 51% от общего числа рабочих в 1980 г. до 41% в 1988 г. (Число членов в профсоюзах Швеции за этот же период возросло с 80 до 85%.) Наибольшее падение численности было отмечено в профсоюзах обрабатывающих отраслей промышленности, транспорта и коммуникаций. Несмотря на то что профсоюзы в 80–х годах добились снижения высокого уровня безработицы, политика Тэтчер внесла свою лепту и в ослабление их влияния. Профсоюзное законодательство урезало права профсоюзов на забастовки, пикетирование, регулирование их внутреннего функционирования и на участие в выработке управленческих решений. Лидеры Британского конгресса тред–юнионов (БКТ) не имели доступа к политикам команды Тэтчер. К концу 80–х годов правительство не принимало на службу в государственные учреждения представителей БКТ. В то же время и бизнес имел лишь ограниченное влияние на формирование экономической политики. Ни профсоюзы, ни Конфедерация британских промышленников не оказывали активного влияния на выработку экономической политики. Кабинет министров предпочитал проводить консультации с отдельными руководителями бизнеса. Сложилась ситуация, при которой не управляющие оказывали влияние на государство, а центральное правительство руководило частным сектором, пытаясь повысить эффективность экономики, производительность труда и конкурентоспособность британских товаров на мировом рынке. Большинство рекомендаций по реструктуризации британской экономики в направлении «свободного рынка» исходило от университетских профессоров, в особенности от неоклассических экономистов, сторонников партии общественного выбора. Политику, проводившуюся такими министрами, как Найджел Лоусон и Кейт Джозеф, вырабатывали Центр политических исследований, Институт экономики и Институт Адама Смита. Экономисты этих институтов пропагандировали рыночные теории Мил–тона Фридмена и Фридриха фон Хайека, оппонентов кейнсианской теории всеобщего благоденствия с ее политикой регулирования. По их мнению, реализация таких неолиберальных идей, как нерегулируемый рынок, приватизация, свобода торговли и рыночная эффективность, — это главный путь к укреплению британского капитализма [71].

Премьер–министр Тэтчер, несмотря на то, что в ее руках сосредоточивалось управление мощным государством с усилившимися централизацией и институтами принуждения, координации и контроля, стремилась к ослаблению роли национализированных предприятий. Правительство полностью или частично распродало пакеты акций предприятий транспорта (авиалинии, компанию по грузоперевозкам, автотранспорт, автобусные линии), средства связи (радио–и телекоммуникации), сталелитейных заводов, а также системы нефте-, газо-, электро– и водоснабжения. Кто же выиграл от этой приватизационной политики? Доля акций частных корпораций, находящихся в руках отдельных лиц, действительно повысилась с 6 в 1984 г. до 25% четырьмя годами позже. Тем не менее в выигрыше оказались в основном британские финансовые институты и иностранные корпорации, скупавшие эти приватизируемые предприятия на бирже по относительно низким ценам. Вместо создания большого числа мелких инвесторов и возвращения конкуренции программа приватизации привела на деле к дальнейшим слияниям и увеличению числа олигополии[72].