неярко освещали белую накрахмаленную скатерть. Бокалы поблескивали, как мыльные пузыри. Брайан ждал. Флора сделала глоток мартини. Он показался ей еще крепче, чем раньше, но зато все сразу стало ясным и простым. От нее требуется только осторожность, и больше ничего.

— Да, сейчас слишком рано.

Он начал смеяться.

— Роза…

— А что смешного?

— Ты. Ты смешная. Прикидываешься такой холодной, чопорной, недоступной. Ну, хорошо, ты обручена с этим честным парнем, Энтони Армстронгом, но ты все равно осталась Розой. И со мной тебе не надо притворяться.

— А если я не притворяюсь?

— Неужели?

— Быть может, я изменилась.

— Ты не изменилась.

Он произнес это так, что Флора была готова ему поверить. До сегодняшнего вечера ее представления о характере Розы основывались на предположениях и догадках. А сейчас она неожиданно столкнулась с человеком, который, очевидно, знал правду. Флора чувствовала, что ей не очень хочется знать эту правду. Уж лучше верить в иллюзии, пусть даже наивные. К тому же Роза — ее сестра. Но после недолгих колебаний любопытство, подстегиваемое алкоголем, взяло верх.

Опершись руками о подбородок, Флора слегка подалась вперед и пристально посмотрела на Брайана.

— Откуда ты знаешь, что я не изменилась?

— Но, Роза…

— Расскажи мне, какая я была.

Его лицо засияло.

— Такая же, как сейчас. Ты только что это подтвердила. Ты не можешь устоять перед малейшей возможностью поговорить о себе.

— Так расскажи мне, какая я была.

— Хорошо. — Не сводя глаз с Флоры, он опрокинул стаканчик виски. — Ты была красивой. Длинноногой и потрясающе юной. Как жеребенок. Ты дулась и капризничала. Ты была эгоистичной. И очень сексуальной. Боже, какой ты была сексуальной. Меня это просто завораживало. Ты это хотела услышать?

Жар свечей обжигал ей лицо. Высокий воротник свитера вдруг стал очень тугим, и Флора попыталась растянуть его пальцем.

— И все это — в семнадцать лет? — еле слышно проговорила она.

— Да. Странно, Роза, но, после того как ты уехала, я никак не мог забыть тебя. Раньше со мной такого не случалось. Я даже пару раз ходил к тому дому на пляже, но он был заколочен. Не осталось никаких следов. Как будто все смыло волной.

— Так оно и было.

— Ты особенная, Роза. Ты не такая, как другие.

— Ты настолько опытен?

Брайан довольно усмехнулся.

— Что я ценю в тебе больше всего, так это то, что с тобой мне не надо притворяться.

— Хочешь сказать, что я всегда понимала, что я — лишь одна из многих?

— Именно.

— А Анна?

Прежде чем ответить, Брайан сделал глоток виски.

— Анна похожа на страуса, — неторопливо проговорил он. — Ее не волнует то, чего она не видит. А когда речь идет о ее муже, она прикладывает усилия, чтобы не видеть ничего.

— Ты так в ней уверен?

— Она любит меня до безумия.

— А ты любил кого-нибудь до такой степени?

— Нет. Даже тебя. То, что я испытывал к тебе, можно описать старым библейским словом. Похоть. Замечательное слово.

В этот момент появился официант. Пока невидимые руки в полумраке расставляли тарелки, раскладывали ножи и вилки, Флора смотрела на пламя свечей и пыталась упорядочить свои мысли. У нее забрали бокал, и она вдруг поняла, что незаметно допила вторую порцию мартини. Теперь перед ней стоял бокал вина, сияющий, как огромный темно-красный драгоценный камень. Флора поняла, что напрасно надела свитер. Он был слишком теплым, воротник душил горло, ей было жарко. Она рассеянно посмотрела на тарелку с устрицами.

— Они тебе не нравятся? — спросил Брайан.

— Что?

— Ты так подозрительно вглядываешься в тарелку. С устрицами что-то не то?

Флора взяла себя в руки.

— Да нет, все в порядке.

Она взяла ломтик лимона и выдавила сок. Пальцы стали липкими. Напротив нее Брайан уплетал креветки с аппетитом человека, не знающего, что такое угрызения совести. Флора взяла вилку, потом отложила ее в сторону. Ее мучил один вопрос, и с неимоверным усилием она задала его:

— Брайан, кто-нибудь знает… кто-нибудь знал о нас с тобой?

— Нет, конечно, нет. Ты плохо обо мне думаешь. Я не лопух, — с искренним возмущением ответил Брайан. И затем небрежно добавил: — Только Хью.

— Хью?

— Ну что ты прикидываешься? Конечно, он знает. Ты что, забыла? Он же застукал нас! — Брайан весело ухмыльнулся, словно вспомнив о юношеских проказах. — Ну и сцена была! Меня он так и не простил, но, честно говоря, я отношу это на счет ревности. Я всегда подозревал, что ты ему тоже нравишься.

— Этого не может быть!

Горячность Флоры удивила Брайана. Он оторопело уставился на нее.

— Откуда столько экспрессии?

— Потому что это неправда. — Она попыталась смягчить свою вспышку. — Энтони сказал, что это неправда.

Брайан явно не ожидал такого ответа.

— Значит, ты уже успела обсудить этот вопрос с Энтони? Интересненько.

— Энтони сказал, что Хью не…

— Еще бы Энтони не сказал, — перебил ее Брайан. — Хью всегда был для него кумиром. У каждого мальчишки есть такой. Хью прикидывается ревнителем морали, но я подозреваю, что он ничуть не лучше других.

Флора не нашлась, что сказать в ответ. Предположение, что Хью был влюблен в Розу, возникло у нее еще во время первой встречи с ним на берегу. Но тогда ей было все равно.

А теперь — нет.

Было трудно сказать, когда это началось. Быть может, в тот день, когда он стоял у лестницы в Фернриге, и солнце внезапно наполнило дом золотистым светом. Или когда он аккуратно разглаживал рисунок Джейсона. А может быть, когда она нечаянно поймала изумленный взгляд, которым он смотрел на нее и прильнувшего к ней мальчика.

Флоре уже не было жарко. Ей не было холодно. Она ничего не чувствовала. Она оцепенела. И зачем она выспрашивала Брайана о Розе? Лучше было ничего не знать. Но теперь было поздно. Кусочки головоломки заняли свое место и сложились в отталкивающую картину: семнадцатилетняя Роза, совершенно нагая, в постели с Брайаном Стоддартом.

Но труднее всего было смириться с мыслью, что Хью мог влюбиться в такую испорченную девушку.