старые «Газ-трубы».
И было хорошо.
«Секонд Хэнд»
Способ издания и продажи стихотворных произведений, практикуемый автором этих строк с начала 1990-х гг.: не книжкой, а на отдельных бумажечках. Каждое стихотворение — на отдельной бумажке формата примерно библиотечной карточки или почтовой открытки. Вот почему: потому, что я, Немиров М.М., автор этих строк твердо уверен, что такой способ издания стихотворений есть самый правильный и верный и наиболее адекватный их сущности. Любых стихотворений: меня самого, Державина, Тютчева, Багрицкого, Т.С. Элиота, и кого угодно ещё. И автор, будь он если бы владельцем типографии, он бы все стихи только таким образом и издавал. А будь он владельцем ещё и книжного магазина, он их именно таким бы образом и продавал: типа, как в магазинах «Секонд хэнд»: поставил бы штук десять больших железных ящиков, доверху наполненных самыми разными стихами (а также и ещё — картинками) самых разных авторов, — подходи, ройся, выбирай, что нравится, покупай на вес.
И, кстати, возможно я этот план ещё осуществлю: птичка моя и агент Гузель придумала мысль и изъявила желание походить по «Секонд хэндам» и это им предложить.
И это будет очень чрезвычайно правильно и верно.
Семаковка
Народное название одного из университетских общежитий, а именно, номера 1, которое на улице Семакова, прямо напротив главного корпуса университета: двухэтажного здания, квадратного в плане, с внутренним двором и с очень сложной внутри его системой коридоров и переходов.
Сложность эта вот отчего: при царизме — во всяком случае, так утверждает молва, — в этом здании располагалась женская тюрьма. Затем, гласит все та же молва, здесь была, конечно, чека, где совершались злодейства. Молва утверждает. Царь Николай II содержался в ней со своим семейством по пути из сначала Питера в Тобольск, а потом из Тобольска в Свердловск на расстрел. Ну, а вот теперь здесь университетское общежитие, в котором живут спуденты. «В подвале ее, — сообщает М.Бакулин, — в свое время поместили на сохранение фонды библиотеки Реального Александровского училища и библиотеки Славцова; поместили, закрыли и забыли. Подвал через некоторое время был затоплен дождевой водой и канализацией, в черной каше которой и погибли тысячи ценнейших томов на нижних полках».
Так-то.
Еще Бакулин М., сообщает следующее, сообщенное им самим добровольно и собственномашинкопечатно. Дело происходит, как я понимаю, где-то года около 1988-го.
Жил я как-то со своей семьей* в общежитии на Семаковке, — сообщает М.Бакулин. — И я жил на первом этаже. И у меня сын Никитка был еще маленький. А тут как ночь, так из подвала какие-то звуки, шуршание, голоса. «Бичи, **» — я думаю, и сквозь дырку в подвале начинаю кричать: «Внимание! Вы окружены! Сопротивление бесполезно! Подвал окружен! Выходите по одному!», или: «Да сколько же, суки, можно?! Дайте же ребенку поспать спокойно!» — с понятием, значит, к бичам-то относился: живите себе в подвале, если жизнь такова, но только тихо.
А тут в подвал комсомольский отряд с милицией отреагировать на жалобы жильцов пришел. Спустились они в броднях*** туда, и свет их фонариков освещает следующее зрелище: над грязью на полках, как в некоей Венеции, устроены лежбища гнезда из досок и подшивок газет, и в этих гнездах один пожилой рабоче-крестьянского вида люмпен пялит в задницу другого пожилого рабоче-крестьянского вида люмпена — во как! Тут я и задумался — а уж такая ли это аристократическая болезнь, как они любят сами утверждать «
________
* М.Бакулин семьей обзавелся в совершенно юном возрасте, чуть не 18-ти лет. И все студенческие годы содержал ее сам, рассорившись с родитезими.
** «Бич» — сибирский эквивалент слова «бомж». Точней, не эквивалеят, ибо слово бич появилось гораздо раньше, чем «бомж», а… Впрочем — см, соотв. статью.
*** Не знаю, что это такое. Болотные сапоги?
Такое сообщение (вообще-то не о Семаковке, а о положении дел в городе Тюмени на педерастическом фронте — см. пидарасы) мне прислал М.Бакулин еще весной 1996 года, но я его все никак был не в состоянии опубликовать. Сейчас вот потихоньку опубликовываю, — правда. разодрав его, и пораспихав по разным статьям. — 18 ноября 1997, вторник, 4.36 утра.
Сорос, Джордж
Отчего башка болит
Будто бил по ней болид?
Отчего уныние такое завелося
Что хоть Петрушевской его отдай описывать?
И, такой отличной осенью я весь позорный, как обоссанный,
Или, рифмы и приличья ради — как описанный.
Отчего же, отчего фигня такая
В моей бывшей забубенной голове? —
А вот знаю! А вот знаю! А вот знаю!
Оттого, что нету денег, хоп-йе-йе
Нету денег сочиненья по журналам
Разносить свои публиковать;
Негу денег, впрочем, их сначала
Распечатать — картридж кончился билять,
А денег нету заправлять.
Нету денег даже прогуляться —
Ведь при этом пива хочется испить,
Нету денег даже с горя — на халяву! — чтоб нажраться —
Ведь сначала нужно дружбанов из автомата обзвонить.
И таким я образом теперь уж окончательно подобен
Экономике отчизны дорогой.
Где ж ты Сорос, Сорос, знаменитый волк позорный,
Инвестиции чего не вносишь, возрождать ея со мной?
начало октября 1997
И — есть у меня план пойти в его «Открытое общество», попросить денег на издание Тюменщиков. И — на следующей же неделе пойду, а точней — пошлю туда Гузель. Ибо мои «Тюменщики», несомненно, самым непосредственными образом являются именно тем, способствовать развитие чего и стремится Сорос.
8 ноября 1997, мой день рождения, однако. Весь я его проспал — ибо в три часа его ночи нахрюкался очень сильно, дорвавшись, в одиночку водки, да притом и очень плохой — см. сообщ. «Исток».
