«леворадикальный и альтернативный» фестиваль, я отказался, — сообщает А.Михайлов. — Я примерно представлял, что там будет происходить, и переться в такую даль, чтобы посмотреть на очередной сионистский шабаш — благодарю покорно. И первый его день — пропустил. А на второй день так случилось, что я по делам оказался в районе ДК «Нефтяник», и — дай, думаю, все-таки зайду.
По удостоверению «Тюменского комсомольца» (пугающая была ксива по тем временам) проникаю вовнутрь и в зале сразу же натыкаюсь на Вовыча Богомякова. Он имеет бледный вид, но глаза его светятся счастием, и блаженная улыбка блуждает между небритыми его щеками. Он тепло обнимает меня.
— Алексей! — кричит он сквозь музыкальный грохот и плавным жестом обводит публику, — Алексей, это пиздец!
Я поднимаю глаза на сцену и впервые вижу и слышу Егора Летова. Через несколько минут я соглашаюсь с Вовычем. Он прав. Это он, тот самый северный пушной песец. В тот же день меня перезнакомили практически со всеми основными персонажами этой вот Немировской энциклопедии, и — началось.
Больше всего поражала писхосфера, наличествующая все жни фестиваля, и еще чуть не полгода после него — всеобщее пронзительное переживание некоего События, теперь и здесь творящегося. О, это было специальное время, тот самый миг, когда смертельно раненый совок уже затих, а новорожденный капитализм еще не шлепнули по заднице — дни социальной тишины, междумирье. Государство бросило поводья, и на авансцену поднялся Егор Летов в полнехонек росточек, — так трактует А.Михайлов состояние мира и умов конца 1980-х.
Описываемое событие, — завершает он свое сообщение, — Как раз и поставило точку в истории русского рока. И теперь он мертв. А Гребенщиков — уже нет.»
Кроме того, А.Михайлов делится и воспоминаниями о впечатлениями, произведенном на него каждой из групп, участвовавших в фестивале, и они таковы: не все ему понравилось — например, не понравились казанские «Тина», всесоюзный Ник Рок-н-Ролл, и местный тюменский «Пифайф». От «Инструкции» у него вообще никаких впечатлений в памяти не осталось, и любителем творчества Р.Неумоева он стал только лет через пять. А привели А.Михайлов в восторг, кроме «Гражданской Обороны», еще также Янка, и жизнерадостные «Путти» и Артурка Струков с «Культурной Революцией», который общим мнением был признан главным героем фестиваля.
Таков был Первый фестиваль леворадикальной и альтернативной музыки в городе Тюмени в изложении Алексея Михайлова.
Последствия же его в изложении меня, автора этих строк Мирослава Немирова, были таковыми:
а) А. Михайлов убедился, что рок-музыка не есть вся сплошь орудие сионизма, а и в ней кипит борьба между еврейским губительным и арийским живительным началами;
б) А.Михайлов, и В.Богомяков, и еще — Андрей Гофлин (см.) примыкают к формирующейся тюменской богеме, тогда организовывающейся вокруг всяческой рок-музыки, оказав на эту богему чрезвычайно большое влияние путем приобщения ее к эзотеричеким тайнам, и ко всякой экстрасенсорике, а также к идее, что русские — высшая раса (и еще — индусы), а все зло — от евреев и американцев (что вообще говоря, одно и то же, ибо США есть самое главное и послушное из орудий в руках мировой иудомасонской закулисы.
Что же касается наименования «Первый», то обычно к нему прилагается дополнение «и последний» — но это не верно. Ибо осенью 1989-го был еще и Второй, организованный Д.Поповым (см) и проходивший в ДК Железнодорожников. Но он имел такой сокрушительный неуспех, что мало кто о нем даже и вспоминает.
Еще нужно бы сообщить и о том, что в те времена слово «леворадикальный» имел значительно иное содержание, нежели теперь — но об этом в следующий раз: явления, имеющие название, начинающиеся на букву П, которые я описывал последние две недели, меня уже изрядно утомили, пора уже и —.
4 февраля 1997, вторник, 6:32.
Петров, Владимир
В 1989-м году будучи директором студклуба, позволил мне сделать в его помещении выставку своих картиночек с комментариями к ним.
Петрушевская, Людмила
Советская писательница. Начинает считаться сильно крутой с начала 1980-х, а может быть — и раньше. Пишет рассказы и прочие произведения, о том, как уныла и беспросветна наша жизнь, и какие мы сами вялые, дряблые, мелкие, ничтожные людишки.
С кого они портреты пишут? —
изумлялся автор этих строк, читаючи эти, усиленно расхваливаемые всяческой критикой, сочинения,
Где разговоры эти слышут?
Я, автор, совершенно вовсе не такой, и живу вовсе не так, и ни единый из моих знакомых и близко таким унылым чмом не является — полагал я, и Петрушевскую сильно не любил.
Потом, уже в годы перестройки, стал соглашаться: все-таки в этом есть правда, ибо так оно и бывало, да. Такой жизнь интеллигентов и была, такие они были и сами. Если кто хочет в исторических целях узнать. Как оно было тогда — пускай почитает Петрушевскую, у ней описано довольно верно.
Что, впрочем, не способствовало появлению в авторе любви к указанным сочинениям:
А если их и слышно им,
солидаризировался он с поэтом,
То мы их слышать — не хотим!
Но минули еще годы, и автор с ужасом стал осознавать: дело не в эпохе застоя, и не в интеллигентской сущности как таковой, а — неужели?! — просто в возрасте. Ибо автор с ужасом стал обнаруживать, что сам постепенно становится таким же перележавшим и вянущим овощем.
Но Петрушевскую все равно не полюбил.
8 февраля 1997, 9:51.
Плотников, Игорь
1982-87: университет, английский язык;
1987: работа переводчиком в разных местах, в настоящий момент — в Казахстане, в прославленной компании «Датч-Шелл», которая там разрабатывает нефтяное месторождение Тенгиз.
Известны делавшиеся им переводы русских народных частушек на английский язык, которыми он увлекался.
Вот, например, одна из историй в связи с этим, РАССКАЗАННАЯ Ю.Крыловым:
— Вот однажды стоим мы на третьем этаже, в Универе, — сообщает Ю.Крылов. — «Предновогодние дни». Мимо идет Плотников, задумчивый такой. Мы ему:
— Что, мол, задумался?
А он:
— Вот, — оворит, — вчера радио слушал, там про AC/DC рассказывали, и сказали, что в переводе
