— Ну тогда пойду к колдуну и скажу ему: не работает! И он специально для меня изменит текст заклинания. Там, внутри, магический текст, написанный от руки и скрученный в крошечную трубочку. Иногда его приходится немного конкретизировать, чтобы он заработал.

Я кивнул, но отверг предложение относительно «девушки, печатающей на пишущей машинке».

На следующий день Куасси-Куасси отлучился, чтобы принять участие в охоте на людей-газелей.

Я спросил, о чем идет речь, и профессор Филипп Лебрен объяснил мне, что племя, в чьей деревне мы находились, называет себя людьми-львами. Они охотятся на людей-газелей и едят их.

— Люди-газели — это члены соседнего племени?

— Совершенно верно. И они считают это обычной, естественной охотой, подобно тому как в природе лев охотится на настоящих газелей.

— А что об этом думают люди-газели?

Профессор Лебрен погладил бородку. Издалека доносились птичьи крики.

— Им и в голову не пришло бы просить помощи у Amnesty International [66]. Для них вполне нормально быть объектом охоты. Это древняя традиция. Если они попадаются, то жалеют только о том… что не бежали достаточно быстро.

— Ты шутишь?

— На самом деле люди-львы охотятся только для того, чтобы достать добычу для религиозной церемонии. У них сейчас что-то вроде Пасхи, только вместо агнца они едят… человека-газель.

— Но это же… каннибализм!

— Зачем такие громкие слова? Нужно приспособиться к местным взглядам на мир, а не судить их согласно нашей книжной морали. Сам увидишь — когда только оказываешься здесь, многое смущает, но в конце концов начинаешь видеть разницу. У членов нашего племени — у людей-львов — челюсти более квадратной формы, заостренные клыки, маленькие круглые уши и лукавый взгляд исподтишка, как у кошачьих. А у жителей соседней деревни вытянутое лицо, более продолговатые уши, они выглядят более мирно и постоянно жуют какую-то траву, как жвачные животные.

— Послушай, ты отдаешь себе отчет в том, что говоришь?

Профессор Лебрен посмотрел с нашего деревянного балкона на баобабы. Наполеон, его мангуст, бросился в погоню за маленьким грызуном. Оба животных перешли на стремительный галоп, стуча коготками по сухой земле.

— Знаешь, когда живешь так далеко от цивилизации, нельзя рассуждать, как в Париже. Законы здесь устанавливает колдун, он решает все. Ты уже знаешь, как местные обитатели верят в истории о духах, привидениях и колдовстве. Они все свае свободное время посвящают улаживанию дел в этой сфере.

Сверкнула молния, окрестный лес содрогнулся от грома, хлынул ливень.

— С помощью амулетов?

— Да, и талисманов-оберегов. Здесь все связано с магией. Охота на людей-газелей составляет часть местных религиозных верований. Впрочем… вероятно, они поймают не более одной жертвы.

Я тоже вышел на балкон, чтобы полюбоваться на дождь, который барабанил по широким листьям.

— Они действительно станут есть этого человека-газель?

— Они употребят его в пищу не для того, чтобы насытиться. Люди-львы съедят его согласно своему священному ритуалу. Они начинают облаву с большой сетью и кастрюлями для шума. Поймают того, кто бегает медленнее остальных, приведут к себе и убьют в соответствии с древними обычаями. Это великая церемония. Каждому жителю деревни полагается строго определенный кусок тела жертвы. По словам моего боя, наиболее желанная часть — это печень, затем съедают почки, губы, глаза, уши, язык… Мышцы рук или ног отдают собакам.

— Я тебе не верю. Ты смеешься надо мной.

Профессор Лебрен все так же невозмутимо разглядывал горизонт.

— Я никогда не присутствовал на этих церемониях. Белым это запрещено. Но как-то в местной газете я наткнулся на заметку об одном судебном процессе. Женщина жаловалась на то, что не получила куска человека-газели, соответствующего ее положению в племени. В конце статьи — я это хорошо помню! — журналист писал: «Боюсь, что французы отнесутся к нам как к дикарям, потому что мы едим тех, кого они считают людьми. Как сложно объяснить им очевидное! Но мы же знаем, что они едят пищу, которая вызывает у нас такое же отвращение, как наша у них, например лягушек или улиток. Мы не осуждаем их обычаи, пусть и они не осуждают наши!» А вместо вывода было написано: «С колониализмом покончено!»

Ученый пожал плечами, давая понять, что ничего нельзя изменить.

— А они никогда не пытались съесть белых? — спросил я, продолжая разговор.

Наполеон и маленький грызун промчались в другую сторону.

Профессор Лебрен поморщился:

— Кажется, они находят нас то слишком пресными, то горькими на вкус. Мой бой сказал мне, что от белых им становится по-настоящему нехорошо. Так, будто они ели тухлятину.

Несмотря на все услышанное, меня по-прежнему одолевали сомнения.

Ночью я услышал вдалеке отрывистый рокот тамтамов. Я встал, поднял противомоскитную сетку и вышел на балкон нашего дома, расположенного на ветвях огромного дерева. Я различил слабый отблеск пламени, издалека доносилось пение. В этот вечер жители нашей деревни явно что-то праздновали.

Когда на следующий день я спросил Куасси-Куасси, правда ли, что они ели человека-газель, он взглянул на меня с удрученным видом и воскликнул:

— Ах, проклятие! Надо было принести тебе кусочек. Вы же всегда все хотите попробовать, да? Вы говорите, чтобы «не сдохнуть идиотом», правильно? — Увидев, что я расстроен, и явно желая подбодрить меня, он добавил: — Не переживай так, ничего особенного! Просто жареное мясо, похоже на свинину на вертеле. Почти тот же вкус. Хочешь, я посмотрю, не осталось ли чего для тебя?

Я отказался и увидел в глазах Куасси-Куасси, что он разочарован отсутствием у меня интереса к местным традициям.

И вот наконец настал великий день.

Температура воздуха поднялась выше обычного, слуги заметили колонну бродячих муравьев, появившихся из чрева земли после нескольких месяцев спячки.

Муравьи продвигались вперед по зарослям.

— Вы будете довольны, тубабу. Большое гнездо очень большое! Муравьи идут длинной колонной через холм, — сообщил слуга нашего коллеги бельгийца.

Мы приготовились. Чтобы муравьи не могли забраться на нас, нужно было, как объяснил профессор Лебрен, натянуть высокие резиновые сапоги — вроде тех, в которых выходят на работу канализационные рабочие. Кроме того, эта обувь была опрыскана репеллентом. К несчастью, не нашлось ни одной пары сапог моего размера.

Мне пришлось скрепя сердце надеть свои ботинки с верхом из ткани. Воспользовавшись советом профессора Лебрена, я просто заправил брюки в ботинки.

Экспедиция отправилась в путь. Мы следили за муравьями издали при помощи биноклей.

Через джунгли текла бесконечная черная и бурлящая река. Она катилась вперед со скоростью идущего человека: примерно пять километров в час. У нас было бы время, чтобы оторваться в случае нападения.

Орды бешеных носителей мандибул нападали на все мелкие живые существа, которые только могли настичь: на ящериц, змей, пойманных на земле птиц, пауков, грызунов. Жертву тут же окружали муравьи- солдаты, и через мгновение несчастное создание оказывалось затоплено потоком насекомых. Они проникали внутрь, прогрызали ходы в теле, разделывали его на мелкие куски, которые тут же поднимались над черными головами.

Зубы Земли.

Профессор Лебрен объяснил, что по ночам бродячие муравьи образуют некую гигантскую шевелящуюся тыкву — временный лагерь, шар, в сердце которого укрывается царица. Собака четы Лебрен однажды ткнула носом такой «плод». Ее скелет до сих пор служит примером того, каким может стать результат «секундного непонимания» между представителями двух видов живых существ. Мандибулы