Все мы нуждались в хорошей дозе спиртного.
Я огляделся по сторонам. Барни зажимал носовым платком окровавленный рот. Джил сидел на полу, сокрушенно потирая затылок. Дейв выглядел как огурчик, хотя правая брючина была раскроена снизу доверху. Льюис растирал запястье и дул на ободранные костяшки пальцев. Несколько матросов валялись на полу: некоторые глухо постанывали и кряхтели, другие не подавали признаков жизни. Я пошарил глазами в поисках Сэма Райана, но не обнаружил его.
Испанцы, сгруппировавшиеся возле остатков бара, также имели довольно потрепанный вид. Трое безжизненно распростерлись на полу, а остальные сидели или пытались встать, держась за головы и потирая ушибленные места. Один из них рыдал в три ручья. Может, оттого, что драка закончилась, не знаю.
В залу вошел огромного роста детина в форме американского военного патруля. Приблизившись к нам, он угрожающе спросил:
— Вы туристы?
— Нет, мы здесь работаем, — ответил я. — В компании 'Ардмонт Холидейз'.
— О'кей, вами займется местная полиция.
Он зашагал прочь, высматривая, кого бы убить.
Наконец, один из суровых испанских полицейских удостоил нас внимания и спросил на ломаном английском:
— Вы туристы?
Я ответил по-испански, отчего его жесткое лицо несколько смягчилось.
— Нет, — сказал я. — Мы сотрудники компании 'Ардмонт Холидейз'. А сюда просто зашли потанцевать.
Поочередно удостоив нас внимательным взором, он произнес:
— Хорошо, встаньте пока рядом с туристами.
Так мы и стояли, разбитые на три группы: местная молодежь, американские моряки и туристы. Что ж, по меньшей мере, нам ничего не угрожало. Что можно сделать с невинными туристами, случайно оказавшимися на месте происшествия?
Увы, я жестоко просчитался.
— Эй, парни, топайте за мной!
Американцы побрели вслед за полицейским; живописная процессия — одни прихрамывали, другие плевались кровью, третьи помогали ковылять наиболее пострадавшим товарищам.
Проходя мимо нас, Барни ухмыльнулся, обнажив окровавленную десну, в которой там, где ещё недавно помещалась пара здоровых крепких зубов, теперь зиял изрядный пробел.
— Пока, жебята! Жад был пожнакомишша. Шпашибо жа вшо…
— Топай, топай, — подтолкнул его военный полицейский, для вящей убедительности двинув великану дубинкой в ребра.
Бедный Барни.
Гигант, ухмыльнувшись напоследок, исчез за портьерой. Так уходят военные моряки — окровавленные, но непокоренные, с гордо поднятой головой. А вот Сэма Райана по-прежнему видно не было. Должно быть, его унесли во время боя.
Настал черед испанцев. Осатаневшие полицейские быстрехонько вытолкали их за дверь, подгоняя дубинками и возгласами:
— Vaya, rapido. Пошли, мол, и живо.
Парнишка, который уже успел обрыдаться, вопил:
— No fui yo! No es culpa mia! Не виноват, мол, чего пристали.
Впрочем, в ответ он удостоился только увесистого пинка под зад и не слишком доброжелательного пожелания заткнуться.
Когда последнего из аборигенов вытолкали вон, я впервые с начала сражения заметил Дюка Стаффорда. Красавчик скорчился в три погибели на колченогом табурете, прижимая пропитанный кровью платок к распухшему носу. Заприметив меня, он испепелил меня взглядом, а в следующую секунду сполз с табурета, проковылял к одному из блюстителей правопорядка и что-то ему сказал.
Полицейский выслушал его, внимательно посмотрел на меня, потом кивнул и устремился в нашу сторону.
— Сейчас что-то будет, — уголком рта шепнул я Патрику.
Приблизившись к нам, полицейский спросил меня по-испански:
— Вы пришли сюда вместе с этими американцами?
— Э-ээ, да, но не совсем…
— Пройдите со мной.
— Послушайте, сеньор…
— Venga! — рявкнул он. — Идите за мной!
Мы и пошли. А что, скажите на милость, нам оставалось делать?
Что ж, по крайней мере, путешествовали мы в сносных условиях — на заднем сиденье лендровера. Провинившихся янки засунули в военный транспортер, а испанцев затолкали в полицейский грузовичок.
Дверь лендровера захлопнули, заперли, после чего нас повезли в неведомом направлении в сопровождении двоих вооруженных полицейских.
— Уничтожу Стаффорда, — тихонько прошипел Патрик. — Кастрирую при первой же встрече.
— Не пугайтесь, девочки! — успокаивающе произнес я. — Нам ничего не сделают. Просто порасспросят о том, о сем — и отпустят.
Так оно и вышло. Правда, продолжались расспросы битых два часа.
Возможно, вам никогда не выпадала честь быть задержанным и препровожденным в мрачное серое и давящее на психику здание, в котором размещалось полицейское управление Пальмы. Если так, то не огорчайтесь и утешьтесь другой, более приятной забавой — покатайтесь, например, верхом на акуле или пощекочите за задницу тарантула.
Нам и вправду было там не до смеха.
— Интересно, куда нас посадят? — задумчиво произнес Патрик, оглядывая сырые и голые стены комнатенки, освещаемой лампочкой яркостью в полсвечи.
— Что? — переспросил я.
— В какую темницу нас заточат? В яму со змеями?
— Нет, в обыкновенную камеру со щипачами и громилами.
Патрик поежился.
— Боюсь, что ты прав.
— Хватит каркать! — прикрикнула Аманда. — И без вас тошно.
Как ни странно, девушки больше не выглядели напуганными. Должно быть, потому, что, в отличие от нас, не имели представления об испанской полиции. И я не собирался просвещать их на сей счет.
Двадцать томительных минут спустя тяжелая дверь приоткрылась и в каморку вошел пузатый полицейский в мешковатом мундире, заляпанном неровными жирными пятнами. Остановившись перед нами, он заложил пальцы за ремень, немного постоял, покачиваясь на носках и на пятках, потом буркнул по- английски, указывая на меня:
— Ты первый!
Мое сердце судорожно забилось. Покосившись на Патрика, я произнес с наигранной веселостью:
— Если я не вернусь, передай всем, что я пал смертью храбрых. Все свое состояние завещаю тебе. Прощай, друг.
— И выпивку тоже? — выкрикнул он вдогонку мне.
Я проследовал за Педро-Пузаном по длинному мрачному коридору. Не сойти мне с этого места, если в темных углах не попискивали крысы или какие-то другие мерзкие твари. Хотя, готов допустить, что это были давно не смазывавшиеся дверные петли. Миновав несколько обитых железом дверей, мы наконец остановились перед одной из них. Постучав, а потом подув на ушибленные костяшки пальцев, Брюхан пропустил меня вперед. Я ожидал, что окажусь в полутемном подвале, к стенам которого прикованы тощие,