ли тихо через них пробраться. А если не получится тихо, то…

– А телефона или другого способа связи с убежищем нет?

– Вроде бы нет. Я о таком не слышал.

Рощин наклонился, поднял с пола молоток. Лейтенант пояснил:

– Это я его принес. Стучал им по двери. Ноль эмоций.

– Ну попробуем еще раз.

Полковник быстро простучал по металлу три раза, затем еще три раза, но уже с паузами, и закончил такой же быстрой серией из трех звонких ударов. Выждал немного, повторил все в такой же последовательности. Тоха поморщился – в темном коридоре эти резкие звуки били по ушам немилосердно.

Минут через пять Рощину надоел «концерт», и он бросил молоток на пол:

– Н-да… будем искать другой способ. Скажи, Чижов…

Договорить он не успел – в двери что-то залязгало, застучало, она начала распахиваться с противным скрежетом. Но полностью не раскрылась, замерла – из широкой щели шагнул высоченный мужик в солдатских штанах и линялой тельняшке. В свете фонарей, притащенных откуда-то Бакаевым и Тюриным, отразилось очень мрачное небритое лицо с устало-отрешенными глазами. Меж узких губ дымила папироса. Перекинув ее в уголок рта, лицо недовольно вопросило:

– Ну и зачем SOS стучали? Что у вас за катастрофа, будто опять «Титаник» тонет?

– Полковник Рощин, Двенадцатое ГУМО. Товарищ прапорщик, вы наш снаряд забрали. Придется его вернуть – нам он нужен.

– Ишь ты! Двенадцатое ГУМО! – с показушным изумлением произнес Онищенко. – И зачем же вам снаряд понадобился? Столько лет пролежал никому не нужный, и тут на тебе…

– Прапорщик, а как по-вашему – для чего нужны снаряды?

– Снаряды нужны, чтобы их взрывать, – степенно произнес тот.

– Вот вы и ответили сами на свой вопрос.

– А взрывать кого надумали?

– Прапорщик, вы, думаю, заметили – наверху творятся нехорошие дела. Взрывать мы собираемся тех, кто эти дела заварил. Если вы еще не окончательно свихнулись, то ваша помощь не помешает – сил у нас маловато.

Прапорщик, сплюнув бычок, достал из кармана початую пачку, достал новую папиросу, прикурил от дешевой зажигалки, затянулся, выдохнул облако удушающего дыма, кивнул:

– Как удачно – я и в самом деле не полный псих. Так… частичный… Хотя с психиатрами общаться не готов – у них, думаю, будет другое мнение. И в плане проведения атомных взрывов буду рад вам помочь. Заходите – чувствуйте себя как дома.

Рощин от приглашения не отказался – пошел за прапорщиком. За полковником потянулись все остальные – наверху лишь танкисты остались. В бомбоубежище работало освещение, но все равно было как-то сумрачно. Онищенко завел народ в комнатку, буквально сиявшую от электрического света, – сюда он, похоже, притащил все лампы, до которых смог добраться. Посредине стол, заваленный какими-то деталями и проводами, в одном углу раскладушка, в другом, на двухколесной тележке с подставкой, находился большущий снаряд кремово-белого цвета с медно-красным ободком внизу и черно-оранжевым носом. Стильная вещичка – сразу видно, что непростая.

Полковник подошел к столу, присвистнул:

– Я вижу, вы тут время не теряли?!

– Да так – ковырялся понемногу, – уклончиво ответил прапорщик.

– Вижу я, взрыватель уже на месте. А это что за запчасти – хотели собрать второй снаряд?

– Так точно. Хотел. Только не получается – не хватает двух секций взрывчатки. Может, вы сможете чем-то их заменить? Я уж чего только не передумал…

Рощин, присев на единственный стул, задумчиво намотал себе на указательный палец кусок провода, заканчивавшийся какой-то многоугольной кривой пластиной, и устроил присутствующим краткую лекцию по основам конструирования и сборки ядерных зарядов в кустарных условиях:

– Прапорщик, вы чем собирались заменить недостающие сегменты? Толом залить? Или что? Посмотрите – ядро покрывается равномерно со всех сторон. Взрывчатое вещество, используемое здесь, имеет высокие прочностные характеристики – детали из него вырезаются на прецизионных станках.

Допуски в сотые доли миллиметра, если не меньше. Само плутониевое ядро отполировано так, что зеркалу и не снилось: примыкание всех деталей в инициаторе должно быть идеальным. Далее – на каждой пластине имеется свой детонатор. Детонаторы тоже непростые – время срабатывания у них выверено с высочайшей точностью. Десятитысячные доли секунд, если не менее. Провода, по которым к детонаторам подводится ток, имеют одинаковую длину. Их концы обрезаны под одинаковым углом и одинаковым способом припаяны к контактам. Это из-за того, что скорость распространения электрического тока по проводам является конечной величиной, и при разной длине пути детонаторы сработают несинхронно. Разница составит ничтожные доли секунд, но этого может хватить – обжима ядра не произойдет. Если не произойдет обжима, плутоний не перейдет в другое фазовое состояние. Не перейдет – ядро не достигнет надкритического состояния. Будет обычный, несильный взрыв от химической взрывчатки из оболочки ядра. Если взрывом повредит ядро – произойдет заражение местности плутонием. Но это все несерьезно. Вы представляете, какая точность нужна?

Ядерная реакция – это быстрый процесс, все исчисляется миллионными долями секунды. За это время должно успеть обжаться ядро, начаться цепная реакция деления в инициаторе и синтеза в усилителе[35]. Пуля в стволе автомата не успеет и сантиметра пройти за время между подрывом детонаторов и началом фазы огненного шара – это начало, собственно, атомного взрыва. Так, прапорщик, чем вы тут собирались заменять недостающие сегменты? Выплавленным из мин толом? Или спичечных головок стакан начистить хотели? Боюсь, при работе в таких условиях вам было бы нелегко получить работоспособное устройство.

Онищенко, состроив уморительную гримасу, издевательски-уважительно заявил:

– А как вы насчет спичек догадались? Именно этим и занимался – два стакана уже начистил. Кстати, может, подскажете, где недостающие части, и, раз уж вы здесь, поможете собрать эту штуку?

– Этих частей нет, и достать их невозможно. Несколько лет назад, еще при полевых испытаниях, сегменты из этого снаряда поместили в имитатор, после чего им выстрелили. После того как имитатор разобрали, специалистам что-то не понравилось именно в этой паре деталей – их увезли в центр боевого применения на детальное исследование. А так как программу заморозили, никто не стал их возвращать или присылать замену. Да и будь у нас пластины, монтаж – тоже дело нелегкое. Я не уверен, но, по-моему, вся начинка заливается особым пластиком. Наглухо. Затем снаряд лежит, покуда не выйдет срок хранения, – потом его утилизируют. Срок, кстати, не особо большой…

Онищенко, горестно оглядев хлам на столе, уточнил:

– Так, значит, второй снаряд никак не собрать? Ведь все ж почти есть.

– Никак. Точнее, сделать-то можно… Но где нам найти рабочих, способных работать на высокоточном оборудовании? И где найти такие станки? А взрывчатку? Даже в идеале времени на это уйдет слишком много, а мы торопимся. Хватит и одного.

Синий, устав от лекции, присел перед тележкой:

– А ничего дура. Сколько же он весит?

– Центнер, – буркнул Рощин, все еще перебирая на столе какие-то запчасти.

– И как? Он точно рабочий?

– Теоретически да. Практически… Усилитель собран на готовом тритии, а у трития полураспад двенадцать лет с хвостиком. Чем больше он находится в заряде, тем больше заражается продуктами распада. Чем выше их концентрация, тем хуже: они снижают мощность взрыва. В штатном варианте эта мощность около девяти килотонн – это всего лишь прогноз, без испытаний. Но снаряд лежит здесь уже пять лет, пылью покрываясь, а тритий все это время продолжал распадаться…

– Он хоть вообще рванет?

– Ну, это само собой – даже если весь тритий заменится гелием, цепная реакция произойдет. Но штатной мощности, конечно, уже не добиться.