Мгновением позже до нее дошла категорическая неправильность происходящего. Из детей лишь двое мимоходом покосились на упавших – и тут же отвернулись. Остальные вообще не обратили внимания на инцидент, поглощены игрой. Ник и Густав поднялись на ноги, улыбнулись, как если бы ничего не произошло, и деревянной походкой двинулись обратно. Ник больше не плакал. Густав – случай из ряда вон выходящий! – не желал продолжать драку. Сердце Элизы дало сбой, и вдруг застучало, как движок на форсаже. Девушка поняла, что происходит, так ясно, с такой ледяной, обжигающей уверенностью, как если бы сталкивалась с нештатной ситуацией десять раз на дню. На деле же Элизе Солингер, кавалер-даме дошкольной педагогики, приходилось видеть нечто, подобное «космической свадьбе», лишь в записи. Воспитателей предупреждали: вероятность очень низка – но не равна нулю.

Инструкции она помнила назубок. Систему – в аварийный режим. Заблокировать все выходы с площадки. Заблокировать двери в кабинете дист-контроля. Ни в коем случае не выходить к детям. Не позволить ребенку, кем бы он ни был и какой бы предлог не выдумывал, войти к воспитательнице. Теперь – сенсор экстренного вызова. Элиза полагала, что ей никогда не придется им воспользоваться…

Правый верхний сектор голосферы налился ядовитой зеленью.

– Дежурный службы Т-безопасности слушает.

– Детский сад «Солнышко», университетский городок Роттенбург. Воспитатель Элизабет Солингер. Ситуация 3-а! Повторяю: ситуация 3-а!

– Я слышу вас, госпожа Солингер, – изображение не проявилось. – Успокойтесь. Продолжайте наблюдать за происходящим. Сейчас я подключусь к вашему инфо-каналу. Меры безопасности приняты?

– Да.

Элиза постаралась взять себя в руки. Голос срывался, в нем звучали слезы. Что подумает о ней дежурный? Она, кавалер-дама с магистерской степенью, истерит как девчонка-первокурсница…

– Я заблокировала площадку.

– Вы всё сделали правильно. Специалист уже вылетел к вам. Будет на месте через двадцать минут. Ждите. Сами ничего не предпринимайте. Действуйте строго по инструкции. Дети не выглядят измученными? Истощенными?

– Нет.

– Приступы типа эпилептических?

– Да что вы!

– Я – ничего. Так как насчет приступов?

– Нет.

– Если начнутся, задайте вентиляционный режим «колыбель». Повторяю: «колыбель». Это поддержит их.

– Хорошо.

– Что сейчас делают дети?

– Играют.

– Во что?

– В свадьбу. На космическом корабле.

– Жених, невеста, гости? Экипаж с поздравлениями?

– Да. Вы скорее… я прошу вас…

– Не волнуйтесь. Всё будет в порядке. Следуйте инструкциям.

– Я…

– Спасибо за оперативный вызов.

И дежурный отключился, хотя Элизе больше всего на свете хотелось, чтобы в акуст-линзе продолжал звучать этот спокойный, располагающий к себе голос. Он прав: инструкции писали знатоки кризисных ситуаций. Значит, осталось уведомить заведующую – и ждать. Великий Космос! Ждать целых двадцать – уже девятнадцать – минут… Как ни банально это звучит, они показались девушке вечностью. Умение сохранять хладнокровие, не в силах что-либо предпринять, не числилось среди многочисленных достоинств Элизы Солингер.

Кусая губы, она до рези в глазах всматривалась в «свадьбу». Ни одна свадьба не вызывала у нее такого живейшего интереса. Должно быть, когда Курт наконец решится подарить ей кольцо, и они пойдут под венец, счастливая невеста при каждом шаге будет вздрагивать, озираясь по сторонам. Кто вокруг? Кто этот священник? Кто эта женщина, мать Курта? Человек ли? Кукла?

Своей ли волей Курт отвечает: «Да!»?

Кто стоит за происходящим? Семнадцать малышей. Ника она исключила сразу. Кто из шестнадцати? Труди? Регина? Явный лидер сегодня. Слишком явный… Из ангара к детям подкатила автотележка с соками. Все принялись угощаться. Кто вызвал тележку? Густав? А может, всем заправляет тихоня Франек? Одиннадцать минут. Проклятая чернохвостка! Заливается, как ни в чем не бывало. Хоть бы уже заткнулась наконец! Дежурный сказал: всё будет в порядке. Десять минут. Скоро приедет специалист. Девять с половиной. «Пусть всё обойдется! Пожалуйста!» – шепотом попросила девушка, сама не зная – кого.

Много лет спустя Элиза ван Деникен, в девичестве – Солингер, баронесса дидактики, мать троих детей, выросших и даже подаривших Элизе внуков, найдет в архивах Роттенбургского информатория голографические снимки воспитанников «Солнышка». Будет там и печально запомнившаяся ей группа, за три дня до «космической свадьбы». Баронесса ван Деникен просидит, разглядывая детские лица, далеко за полночь. Густав Вольф, Регина ван Фрассен, Ник Зоммерфельд, Гертруда Шпильман, Маргарита Речицки…

«Всё в порядке?» – спросит Курт, седой и грузный.

Да, кивнет она.

«Иди спать. Тебе завтра рано вставать…»

Во сне Элиза увидит свадьбу. И проснется с криком – ей почудится, что сердце остановилось, и кровь не течет по жилам, и нет ни души, ни памяти, ни чувств, потому что биомеханической кукле ничего этого не надо.

Экстренный вызов застал Фердинанда Гюйса в аквапарке.

В глубине уединенного грота он самозабвенно целовался с Агнессой. Кажется, все-таки с Агнессой. У Гюйса была отвратительная память на женские имена. Зато все остальное у него было – лучше некуда. Хоть в горах, хоть на гравиплане; хоть в кастрюле с супом, приди Гюйсу блажь затащить красотку туда. Обнявшись, они зависли в сапфировой толще воды, превратились в четвероногое, двухголовое существо. Чтобы головы оставались над поверхностью, парочка, шевеля ногами, волнообразно изгибалась в такт. Движения более всего напоминали соитие. Гюйс не сомневался: до этого тоже дойдет. Но, разумеется, не в гроте.

Приличия надо соблюдать, как бы ни хотелось безумств.

Они познакомились четверть часа назад, в бассейне для прыжков. Загорелая девчонка закрутила с соседней вышки двойной оборот, войдя в воду почти без всплеска. Гюйс оценил. Дождавшись, пока смуглянка вынырнет, он ответил тройным винтом. Нырять Фердинанд учился на Сякко, у ловцов прыгающих жемчужниц, и до сих пор не забыл этого искусства. Вне сомнений, девчонка заранее положила на него глаз. Из купальника выскакивает, лишь бы обратить на себя внимание.

Что ж, он не против подыграть.

Гюйс знал, какое впечатление производит на женщин. И без стеснения пользовался преимуществами, какие дала мать-природа. Красавец-атлет (нечего хмыкать!) с фигурой античной статуи (да-да!..) и взглядом эстрадного магнетизера. Ему было под сорок, но редко кто давал Гюйсу больше тридцати.

– Классно прыгаешь! – подольстилась смуглянка.

– Ты тоже. Я аж залюбовался.