распахнутую дверь, прикрытую занавеской. Оттуда донеслись веселые голоса, детский смех. На улицу, вытирая руки о передник вышла хозяйка, глянула на Милу и Славу:

— Вам с одной коечкой или с двумя?

— С двумя, — сразу выпалил Слава.

Вообще-то он хотел попросить две раздельные комнаты, но хозяйка уже протянула им ключ и пошла вперед.

— У меня свой ключ, да вы не волнуйтесь. — хозяйка отперла хлипкую фанерную дверь с большим замком. — Если что пропадет, скажете, мигом вернут… — она мило улыбнулась Славе.

— Вот, белье все застелено. Полотенца. Свет. Кухня. Баллон с газом. Он немного подтекает, так вы не волнуйтесь, окно не закрывайте, как уходить будете. Кастрюля, сковородка. Вообще, вся посуда здесь. Помыться хотите? У нас душ есть. Пойдемте покажу… — хозяйка выскочила на улицу.

— Вот, и все удобства тут во дворе. А на ночь я запираю… Вода еще горячая осталась. — она развела руками, — извините, дел много. Анна Андреевна ваши данные мне на бумажку переписала. Завтра пропишу вас, схожу к участковому. А без прописки нельзя…

Хозяйка снова заулыбалась, ожидая вопросов. Слава посмотрел на Милу.

— Спасибо большое, — Мила тоже заулыбалась хозяйке, — Мы душ примем и погулять пойдем, нам надо друзей найти…

— Дело хорошее, — сказала хозяйка, — только вы вечером-то после одиннадцати не шумите, ладно? И когда чужих приводите… Сами смотрите, чтоб тихо было.

— Да, что вы, — потупился Слава.

В душе вода оказалась холодной. Но все равно приятно, когда чистая струйка воды смывает со спины мыльную грязь и остается только хрустящая кожа. Сейчас такой хрустящей кожи не получилось. Вода кончилась. Ладно, хоть голову смыл. А борода? Черт с ней. Щетина или борода, здесь всем пофигу. Есть галстук, нет его… Хорошо хоть рубашка чистая, не совсем конечно — день носил, но Мила нашла утюг и обещала погладить. Ладно, да здравствуют прелести цивилизации! Или тоже купить черную футболку? Стирана — не стирана, что глажена, что нет. Хорошая одежда для таких мероприятий…

А брюки? Он удивленно разглядывал мешковатые, темно-зеленые брюки с разводами. Куча карманов и кармашков. Бляха в виде растопырившего крылья серебристого орла на боковом кармане справа. Самопал. Крепится на двух загнутых заклепках. Тонкий, сложенный в два раза листок скрипнул в заднем кармане. Слава осторожно достал бумагу, развернул — мелкий убористый почерк, разборчивый.

«Здраствуй, дорогой Петрушенька! — быстро пробежал глазами Слава первые строчки. — Вот уже ровно пять лет, как тебя нет с нами. Почему не отвечаешь на письма? Отец переживает…» Невольно Слава прервался, всегда считал, что чтение чужих писем противоестественно. Но как поступить на этот раз? Сообщить его родителям. Слава представил: «Дорогие мои, я грохнул вашего мудака-сына и теперь хожу в его штанах». Куда ему теперь деваться от всего этого? Бежать? Самому сдохнуть. Снизу на листочке чернила слегка расплылись под двумя каплями чужих слез. Слава захотел выбросить письмо, но передумал. Аккуратно сложил и сунул на место.

Сидя перед овалом складного зеркала для бритья, Мила подводила губы розовой помадой.

— Ну, что? Идем? — она выставила вперед ножку, чтобы Слава оценил ее силуэт в ажурной сеточке колготок.

— Подожди, — Слава сел на кровать.

— Держи рубашку, — швырнула ему прямо в лицо, обидно.

— Мила, скажи. Только правду! — Слава смотрел ей прямо в лицо. — Где ты взяла сто долларов?

Пожав плечами, Мила достала из кармана своих брюк сигарету:

— У Леши-негра, — она закурила от зажигалки «зиппо». — И это тоже. Он мне подарил пятьсот баксов!

Вывернув наизнанку карман порванных джинсов, Мила достала четыре купюры и повертела ими перед славиным носом, потом сунула обратно в карман и бросила джинсы на славину рубашку:

— Можешь взять их себе.

— А юбка и колготки?

— Юбка здесь была, под кроватью. Забыл кто-то. Я ее укоротила, а колготки мои, в кармане ношу. — она зашвырнула в ящик стола катушку с нитками. — Ты же сам хотел — поприличнее. Что еще интересует моего Артемона?

Ее глаза налились кровью, красивый накрашеный рот перекосила гримаса. Пожалуй, ей можно дать и все сорок, а не четырнадцать!

— За что он подарил тебе пятьсот баксов? — напрямую спросил Слава.

Но Мила почему-то растерялась и сразу успокоилась:

— Не знаю.

— Почему? Зачем? — Славины вопросы повисли в воздухе.

Знакомые слезы замерли на длинных ресницах. Слава встал и вытер их одним движением.

— Ладно, не реви. Дал так дал. Куда ты вырядилась?

— В кабак, — с надеждой посмотрела на него Мила, — Ни разу в жизни ни была, ей-богу!

— Врешь, — Слава устало натянул рубашку.

— Нет. Я ее тебе даже простирнула немного и отгладила, чтоб пустили. Понюхай, как мылом пахнет! Вода горячая кончилась, пришлось в холодной…

Рубашка была все еще влажная и пахла стиральным мылом. А ночной город пах цветами и шашлыком. Днем Слава не заметил здесь никаких цветов. Но теперь, в розоватой прозрачной темноте казалось, что цветы обступают со всех сторон. И шашлыки. Почти через каждые сто метров уютными угольками чадила жаровня, веселые мужички с золотыми зубами звали толстых теток отведать именно их шашлык, а не соседний.

— Ну, и где твой кабак? — раздраженно спросил Слава, — лучше спуститься к морю, может, этот негр вернулся?

— Нет, слышишь? Музыка! Где музака — там точно кабак. — Мила потащила его в темноту.

Прохладно, Слава уловил едва заметную дрожь. Жаль куртки нет. Обнял девочку за плечи, мягко, чему-то смущаясь. Она прижалась сразу вся, целиком, словно пряталась в его руках от холодного и страшного мира. Почему-то сразу остановились, Мила зарылась лицом в его рубашку. Опять эта дурацкая шляпка сьехала набок!

— Замерзла? — Слава с трудом убрал свои руки с ее хрупкой спины. Точнее, ладони оказались несколько наже, и там было очень даже не хрупко, а, скорее, наоборот.

— Да, пойдем быстрей! — она отсранилась. Неужели испугалась?

Они выйшли к незнакомому месту. Опять двухэтажный дом, наружная лестница ведет наверх, туда, где звучит музыка. Около лестницы на асфальте полукругом выстроились мотоциклы — рогатыми лбами друк к другу. Слава вдруг понял, что музыка, на самом деле, звучит тихо, хоть и кажется громче из-за темноты и тишины. Только музыка в кабаке и телевизоры кругом во дворах, бубнящие себе под нос текущие политические новости. Мила стала подниматься по гремящей чугунной лесенке, Слава поплелся следом.

Белоснежные скатерти, десяток столиков в два ряда, вазочки с одним цветочком, салфетки. Слава пожал плечами: ресторан как ресторан. Только бармен у стойки смотрит на вошедших выжидающе. «Надеюсь, эта пигалица умеет держать в руках не только нож, но и вилку!» — Слава слегка покосился на Милу.

Они подошли к стойке. Слава взял меню. Цены чуть выше московских.

— Балык есть будешь? — спросил у Милы Слава.

— А что это? — она разглядывала бутылки.

— Два балыка, — Слава посмотрел на бармена, тот ободряюще улыбнулся.

Слава посмотрел на балык и поправился:

— Четыре балыка, салат и два бокала…

— Бутылку водки… — оборвала его Мила.

Бармен кинул четыре куска на решетку, достал две мисочки с салатом и вопросительно уставился на Славу: