— А, — связанный пожал плечами, — шеф приказал.

— Какой еще шеф? — прищурился Слава.

— Зачем? — Мила взяла в руки автомат и стала вертеть, небрежно разглядывая.

— Ты это, оружие-то положи!

— Боишься?

Уверенно подняв с пола еще один автомат, Слава нажал на спуск. Нежданная очередь пронеслась над головами, рикошетя от стен. Гул, многократно отразившись, слился в одну противно-басовую ноту. На мгновение мелькнула безумная идея пострелять их тут всех и самому остаться здесь навсегда… Мертвые просили. Слава осторожно положил автомат рядом, боясь и держать в руках, и отбросить подальше.

— Так что? Говорить будем? — в голосе сразу почувствовалась незнакомая ему раньше интонация.

— Ух ты, — Мила тоже через минуту уважительно положила автомат рядом, — солидные были люди. До сих пор стреляет!

— Мудаки, — облизал пересохшие губы парень.

— Ты это, говори давай, — смутно представляя, как себя вести дальше, Слава посмотрел в сторону девочки. Та закурила.

— Вы люди Рыбака? Так?

— Так.

Парень жадно смотрел на сигарету.

— Чего они с Цеппелином не поделили?

— Не знаю. Не мое дело. Дай затянуться.

— Потом. Зачем вы за нами пошли?

— Поганка велел.

— Это какой, бледный, с длинной мордой? — догадался Слава.

— Да. Велел замочить и голову принести.

— Чью?

Ответ Слава уже знал, кожей чувствовал.

— Ее, — парень кивнул, как на нечто сомо собой разумеюшееся, в сторону Милы.

— А зачем ему моя голова? — как кошка, увидавшая блудную мышку, насторожилась Мила.

— Презент, — парень пожал плечами, — в мешок и по адресу.

В воздухе повисло неловкое молчание. Как назвал ту девушку Сашок? Маринка? Наташка? Всплыли задумчивые черты отрешенного от этого мира лица, как будто оно проплыло где-то под потолком, над головами.

— Так вы что, с Цеппелином воюете?

— Не знаю я. Первый раз о таком слышу.

Хорошо отпирается, профессионально.

— Поганка велел сделать, мы и пошли…

— Люди подневольные…

— Во-во. Давайте лучше гробы эти ломать.

Неуверенно встав, Мила сделала два шага в его сторону:

— Ты его на мушке только держи. Эти торчки все бешенные.

В ответ пленный только мягко улыбнулся. Слава положил автомат на колени, но в руки не взял, побоялся. Скинув ремень, парень некоторое время сидел молча, глубоко дыша, потом осторожно принялся растирать запястья:

— Покурить-то дай.

— Держи, — кинула зажигалку и почти пустую пачку Мила, парень не поймал, предметы тихонько шмякнулись на пол. Нагнувшись, парень исчез из поля зрения, сейчас же рывком был сдернут автомат со славиных колен. Он и охнуть не успел. Парень снова сидел на своем месте, прикуривал одной рукой, придерживая другой черный ствол оружия.

— Фу, хорошо, — опять откинулся к стене, выпустив едкую струю табачного дыма, — может, косяк забьем?

— Штакета нет, — в руках Мила сжала автомат.

— Тогда, может, разоружимся?

— А кто первый?

Снова повис гнет тишины.

— Хорошо, — ожил парень, — я положу оружие здесь, — он сдвинул темный металл с колен, — ты, — кивнул Миле, — осторожненько баян там, и ампулы. Обе, — парень облизнул пересохшие губы, — чтоб я видел!

— Ну, и? — Слава решительно не понимал общей выгоды этого плана.

— Ты, — посмотрел прямо в глаза Славе провалами сумасшедших зрачков парень, — берешь здесь пушку, я беру там машину с кайфом. Понял?

Слава согласно кивнул. Мила задумчиво вертела стекляшку:

— А что это?

— Опиюха.

— Зачем так много? Меня вмажешь?

— Нет. Меняться будем?

В голосе наркомана появилась звенящая дрожь.

— Ну немножечко! — кокетливо скосила глаза Мила.

Нервно заходил по выпирающему горлу хрящ кадыка, бледные пальцы прилипли к черному стволу. Казалось, парень сейчас сорветься и покроет уютную тишину свинцовыми противно жужжащими мухами. Но не сорвался, осторожно положил автомат рядом и расслабился, сделав пару глубоких вдохов. Наверное, до ста досчитал, как мама учила.

— Отдай, миром прошу.

— Да хорошо, — пожала плечами Мила, как можно равнодушнее, и положила пакетик рядом на пол. — Пошли? По кругу. Ме-е-едленно.

Немного замешкавшись, Слава подобрал автомат последним, наркоман уже сидел на милином месте, нежно поглаживая пакет.

— Фу, вот здорово, — его глаза заполнило неприятной поволокой. — Теперь слушай сюда. — Он опять начал читать по-немецки стихи, они то пулеметной очредью неслись под потолок, вороша затхлые тряпки, то свивались клубочками под самым его носом, путаясь картавым длинным «r» на языке и между зубами. Неожиданно парень замолк. Потом тихо процедил:

— Вечный немецкий гений.

— Так это ж опять Гейне! — уверенно крякнула Мила, но вдруг засомневалась, — или Гете?

— Не важно, — довольно улыбался парень, — гения от этого не меньше. А к великой немецкой культуре принадлежит все, что написано, хорошо написано, по-немецки! Не перебивай меня! Сейчас мы удовлетворим наше любопытство. Мы откроем ящики!

Слава никакого любопытства не испытывал — только усталость. Парень повертел в руках какие-то металлические кусочки и присел на корточки возле ближайшего ящика.

— А потом я умру!

От этого Слава чуть не подпрыгнул: «Опять псих!!! Главное чтобы без нас… — он уважительно осмотрел широкие, еще полные сил, плечи наркомана, — это если нам его придеться, то не факт, что будет без нас… Кругом сумасшедшие и наркоманы. Сумасшедшие-наркоманы. Наркоманские-сумасшеды!.». Легко, но словно нехотя, открылась крышка первого ящика. Даже не посмотрев, парень перешел к следующему. Потом еще.

— Вот и все, — он жалобно вертел в руках два покореженных кусочка.

— Отмычка сломалась. И бравого викинга Отто Розенфельда проводит в последний путь его верный сломанный клинок… Смотрите! — он оглянулся, — ну чего вы на меня-то вылупились?! — несильно толкнул Милу, — хватайте сокровища и вон отсюда!!!

— Да не юродствуй, ты.