к проповеди никакого отношения и даже возмущен ею.

Поэтому он торопливо благословил прихожан и, недовольный собой, удалился во дворец, еще не зная, что сказать капеллану. Однако он недолго пребывал в сомнении. Едва он снял мантию, как в кабинет вошла подруга всех его трудов и воскликнула, не успев еще сесть:

— Епископ, ты когда-нибудь слышал более возвышенную, вдохновенную и уместную проповедь?

— Эм, душенька, гм... э — отозвался епископ.

— Неужели, милорд, она вам не понравилась?

Выражение лица энергичной дамы не допускало подобной мысли. Епископ чувствовал, что выразить свое неодобрение он должен теперь или никогда, но о теперь не могло быть и речи. У него не хватало духа объявить своей половине, что проповедь мистера Слоупа была дерзкой, несвоевременной и опасной.

— Нет, нет,— ответил он.— Не то чтобы не понравилась... весьма умная проповедь, исполненная лучших намерений и, наверное, принесет большую пользу,— поспешил добавить епископ, заметив, что миссис Прауди не удовлетворена началом фразы.

— Надеюсь! — изрекла она.— И поделом им! Епископ, ты слышал что-нибудь более светское, чем литания, как ее поет Мистер Хардинг? Я настою, чтобы мистер Слоуп произносил такие проповеди, пока все это не изменится. В нашем соборе утренняя служба будет приличной, благочестивой и скромной. Без оперных арий.— И она позвонила, чтобы подали Завтрак.

Епископ знал о соборах, настоятелях, регентах и церковных службах гораздо больше своей жены, а также и о пределах епископской власти. Но тем не менее он счел за благо промолчать.

— Душенька,— сказал он только.— Во вторник нам следует вернуться в Лондон. Мое пребывание здесь помешает миссии, возложенной на меня правительством.

Епископ знал, что его жена не станет возражать против этого, и рассчитывал, что за время его отсутствия бой поутихнет.

— Но мистер Слоуп, конечно, останется здесь?

— О, конечно,— ответил епископ.

Так, не пробыв во дворце и недели, епископ сбежал из Барчестера и вернулся туда лишь через два месяца, когда кончился лондонский сезон. Все это время мистер Слоуп не сидел сложа руки, хотя в соборе больше не проповедовал. В ответ на настойчивые письма миссис Прауди, рекомендовавшей ему целый ряд тем для новых проповедей, он объяснял, что ждет ее возвращения.

Сам он пока укреплял партию Прауди — Слоупа, а вернее Слоупа — Прауди, и усилия его не были тщетны. В дела собора он не вмешивался и только досаждал настоятелю и пребендариям, объявляя о тех или иных пожеланиях епископа так, чтобы подразнить их, но не дать им повода для открытого возмущения. Раза два он проповедовал в церквах на окраине города, но о службе в соборе в своих проповедях не упоминал. Он приступил к созданию двух “Епископских школ дня господня в Барчестере”, возвестил об учреждении “Епископского лекционного зала для молодых людей по вечерам дня господня в Барчестере” и написал несколько писем управляющему барчестерской железнодорожной веткой, сообщая, что епископ считает совершенно необходимой отмену всех воскресных поездов.

Через два месяца епископ с супругой наконец возвратились в Барчестер и ознаменовали это радостное событие обещанием дать званый вечер. Пригласительные билеты прибыли из Лондона по мерзкой, не блюдущей дня господнего железной дороге в огромном пакете на имя мистера Слоупа. Были приглашены все, кто в Барчестере и на две мили вокруг считал себя джентльменом (или леди). Билеты получили все духовные лица епархии, а также многие другие, на чье отсутствие епископ и, во всяком случае, его жена твердо рассчитывали. Впрочем, и присутствующих приглашенных ожидалось немало и велись приготовления к приему нескольких сотен гостей.

Среди грантлитян возникло замешательство — принимать или не принимать епископское приглашение? В первую минуту каждый из них был склонен сухо отклонить его и от собственного имени, и от имени жены и дочерей. Но потом благоразумие возобладало над гневом. Архидьякон понял, что сделает ложный шаг, если даст епископу справедливый повод рассердиться на соборное духовенство. Конклав вновь собрался и постановил принять приглашение. Они покажут, что уважают сан, хотя носящий его человек им и не нравится. Они пойдут! Старик настоятель приковыляет туда хотя бы на полчаса. Канцлер, казначей, архидьякон, пребендарии и младшие каноники — все пойдут и возьмут с собой жен. Мистер Хардинг уступил настоятельным просьбам, но решил держаться от миссис Прауди как можно дальше. И миссис Болд сказала, что тоже пойдет, хотя отец и заверил ее, что ей вовсе не обязательно приносить такую жертву. Но ни Элинор, ни Мери Болд не понимали, почему им не следует быть там, где будет весь Барчестер. Разве каждая не получила отдельного приглашения и по отдельной почтительнейшей записке капеллана, приложенной к огромной епископской карточке?

И Стэнхоупы решили быть там — все до единого. Даже летаргичная мать семейства согласилась сделать над собой усилие ради подобного случая. Они только что приехали в Барчестер, но приглашение уже ждало их. Это будет прекрасный случай показаться сразу всему барчестерскому свету. Кое-кто из старинных друзей — например, архидьякон с женой — успел сделать им визит, но гостей принимал только сам преподобный Стэнхоуп и его старшая дочь. Elite[13] семьи еще никто не видел.

Доктор Стэнхоуп с удовольствием помешал бы синьоре принять приглашение епископа, но она была твердо намерена поехать. Если отец стыдился, что его дочь внесут в епископский дворец на руках, то ее это нисколько не смущало.

— Нет, я поеду! — отрезала она, когда сестра мягко попыталась отговорить ее, заметив, что все общество там будет состоять только из сельских попов и их жен.— Сельские попы — тоже мужчины, если снять с них черные сюртуки, а их жены мне не помешают. Скажи папе, что я поеду непременно!

Папе это было сказано, и он почувствовал, что ему остается только подчиниться. Он почувствовал также, что ему уже поздно стыдиться своих детей. Какими бы они ни были, они стали такими под его надзором: что посеешь, то и пожнешь, как аукнется, так и откликнется. Собственно, он не утешал себя пословицами, но ход его мыслей был именно таков. Он не хотел видеть Маделину среди гостей епископа не потому, что она была калекой, а потому, что хорошо знал, как она будет кокетничать и какое неблагоприятное впечатление произведет на благовоспитанных английских дам. В Италии это его раздражало, но не шокировало. Там его дети никого не шокировали. Но ему было стыдно показать их здесь, в Барчестере, своим духовным собратьям. Однако он отогнал эти мысли. Ну и пусть его духовные собратья будут шокированы! Они не смогут отобрать у него приходы за то, что у его замужней дочери вольные манеры!

Но ла синьора Нерони не опасалась, что может кого-то шокировать. Она была намерена произвести фурор и увидеть всех этих попов у своих ног, раз уж в Барчестере нет других мужчин — пусть их супруги вернутся домой, позеленев от ревности. Она не пощадит ни старость, ни тем более юность, ни святость сана, ни житейскую мудрость. Она была готова поймать в свои сети хоть самого епископа и облить презрением его жену. В успехе она не сомневалась, ибо никогда не терпела поражений, но одно было абсолютно необходимо: она должна получить в свое распоряжение целую кушетку.

Приглашение доктору и миссис Стэнхоуп с семейством прибыло в конверте с фамилией мистера Слоупа. Синьора скоро узнала, что миссис Прауди отсутствует и во дворце всем правит капеллан. Это было для нее гораздо удобнее, и она написала ему изящное письмецо. В пяти строчках она объяснила все, сослалась на естественнейшее желание познакомиться с такими особами, как епископ Барчестерский и его супруга, а также мистер Слоуп, описала свое горестное положение и в заключение выразила надежду, что миссис Прауди снизойдет к ее беде и позволит ей лежать в гостиной на кушетке. В конверт она вложила одну из своих великолепных визитных карточек. Мистер Слоуп ответил ей столь же любезно: в зале у самой площадки парадной лестницы ее будет ждать кушетка, предназначенная только для нее.

И вот настал знаменательный день. Епископ с женой прибыли из Лондона лишь за несколько часов до начала приема, как и подобает столь высоким особам, но мистер Слоуп трудился дни и ночи напролет, чтобы все было сделано как надо. Забот у него хватало. Последний раз гостей во дворце принимали бог знает когда. Потребовалась новая мебель, новые кастрюли и сковородки, новые чашки и блюдца, тарелки и блюда. Миссис Прауди заявила было, что не снизойдет до такой вульгарности, как угощение, однако мистер Слоуп отговорил, а вернее, отписал ее от столь экономного намерения. Епископы да будут гостеприимцами, а какое же гостеприимство без угощения? В конце концов она изъявила согласие на ужин, но с условием,