любви и уважения. Это был молчаливый уговор, который ни один из них никогда не нарушал.

Юсеф протянул ей сильную руку с длинными нервными пальцами, чтобы помочь подняться. Прежде чем отправиться на ужин с детьми, он хотел побыть с ней наедине.

– Я хочу остаться с тобой, – тихим, молящим голосом сказал он.

– Твои желания похожи на тебя самого, – легкий румянец окрасил ее смуглые щеки. Потом, спохватившись, что позволила себе выйти за рамки нежного ритуала, она добавила: – Пожалуйста, привези мне из Цюриха крем для лица, здесь его не найти. Я дам тебе записку с названием. Это особый крем от морщин. Новый и, говорят, очень эффективный.

– От морщин? – Он смотрел на нее в изумлении. Просьба показалась ему забавной: такая женщина, как его жена, никогда не стала бы говорить с мужем о косметике, к тому же у нее не было морщин.

– Разумеется, это для шахини – твоей матери. – Она позволила ему помочь ей подняться, и они вместе пошли навстречу новому волшебному сну.

Самолет летел над швейцарской территорией, приближаясь к Цюриху, оставалось несколько минут до посадки. Солнце било в иллюминаторы, отражаясь во внутреннем убранстве салона. Белые облачка неподвижно застыли между небом и землей. Юсеф все еще ощущал кожей медовое прикосновение ночи любви, проведенной с Музой: у нее был дар заставить его почувствовать себя самым сильным и желанным на свете. Шум двигателей и легкое покачивание самолета в воздушных потоках убаюкивали его, и он позволил себе отдаться этому ощущению.

В его сознании мысли о Бруно перебивались воспоминаниями о только что проведенной ночи. Стюард принес чашку чаю с жасмином.

– Посадка через десять минут, – объявил летчик.

Юсеф пристегнул ремень безопасности. Небо было совершенно чистым, приближающаяся земля казалась огромным зеленым садом. От такого зрелища глаза Музы загорелись бы восторгом.

– Мне бы хотелось, – как-то раз сказала она ему, – чтобы мой двор был зеленым лугом. – Она обожала зеленую Европу, обилие цветов, высокие тенистые деревья.

Врожденное стремление к зеленой свежести в противовес суровой наготе пустыни было общим для всех арабов. Некоторые шейхи нанимали европейских мастеров садоводства и возводили сказочные сады в теплицах с искусственным орошением, причем вода стоила дороже нефти.

Муза хотела обзавестись лугом и получила его. Юсефу удалось осуществить невиданную ранее операцию по пересадке шестисот квадратных метров лугового дерна в несколько сантиметров толщиной, поднятого на корню, разрезанного на куски, скатанного, как ковер, и перенесенного из Италии в Абу-Даби при помощи воздушного моста. Год спустя благодаря прилежному труду пяти садовников двор шахини Музы все еще был мягким зеленым лугом, по которому она и ее подруги могли гулять босиком.

Адмад бен Юсеф с усилием заставил себя оторваться от воспоминаний о своей любимой жене и принялся воссоздавать в мозгу историю Бруно. Когда самолет пролетал над Средиземным морем и над Италией, шейх попытался четко обрисовать себе теперешнее положение Барона. Сейчас, укрывшись в самом центре своего родного острова, он начал войну. Поражение в ней могло стоить ему жизни.

Пока самолет делал заход на посадку, шейх Адмад бен Юсеф уже составил в уме ясное представление о ситуации и о мерах, которые необходимо было принять, чтобы обеспечить хорошие шансы на успех.

Внезапно раздавшийся телефонный звонок заставил его проснуться. Джордж Брайан провел беспокойную ночь, ему с трудом удалось заснуть из-за осаждавших его мыслей и, не в последнюю очередь, из-за страшной жары, повисшей над Нейпа-Вэлли. Было семь часов утра. Затекшей со сна рукой он вслепую нашарил на ночном столике аппарат.

– Кто говорит? – спросил он сонным голосом.

Кто это мог быть в такой час, если не Сара Майлз, его верная секретарша?

– Это я, Джордж, – она обожала своего босса, проработала у него много лет и ни за что на свете не стала бы его беспокоить зря. – Похоже, твой «пакет» прибыл.

– Где он? – известие тотчас же заставило его окончательно проснуться.

– В библиотеке, – даже при разговоре по внутреннему телефону продолжалась та же игра в конспирацию.

– Дай мне время одеться.

Он подошел к окну и распахнул его. Солнечный свет золотым потоком ворвался в комнату подобно веселому смеху беззаботной женщины. Безудержное калифорнийское лето было в разгаре. Помимо солнечного света и свежего утреннего воздуха, у Джорджа не было особых поводов для радости, но все же он улыбнулся. Вскоре опять придет удушливо жаркий день.

С тех пор как он впервые пожаловался на перебои в работе сердца, врачи не советовали ему дышать кондиционированным воздухом, рекомендуя менее жаркий климат Сан-Франциско, но пакет, которого он ждал, был адресован в Нейпа-Вэлли, поэтому он устроил штаб-квартиру в старом семейном доме среди виноградников.

В ванной он посмотрелся в зеркало: при беспощадном свете дня были заметнее следы прожитых лет. Он встал под душ, сильная струя почти совершенно холодной воды принесла желанное облегчение.

Последние события не только держали его в постоянном напряжении, но неумолимо возвращали в трагическое прошлое, казалось бы, отодвинутое на второй план повседневными заботами. Обязательства, связанные с политической карьерой, поддержка своего избирательного округа, обычные и важные дела – все это, как он теперь ясно осознал, служило лишь временным и весьма ненадежным заслоном против мучительных воспоминаний.

Он никогда не был паникером, и беспочвенные опасения были ему не свойственны, но теперь он по- настоящему опасался за Бруно. Мальчик связал свою судьбу с Бурхваной, вложив в нее все свое состояние. Барон всегда мог рассчитывать на помощь своей американской семьи, хотя Джордж знал, что гордость не позволит ему обратиться за поддержкой к богатствам Брайанов. Но главная проблема состояла не в этом. Сама его жизнь была поставлена на карту. Омар Акмаль и представляемые им политические силы охотились за его головой.

Он принялся тщательно бриться. Плавный ритм ежедневно повторяющейся процедуры помогал ему вновь обрести спокойствие, самообладание и уверенность в себе. Он с признательностью вспомнил о молодом шейхе Юсефе и вдруг принялся размышлять о важности настоящей дружбы в современном мире, одержимом философией стяжательства.

Сполоснув лицо холодной водой, Джордж почувствовал себя помолодевшим и не без гордости решил, что, хотя мотор и барахлит, с виду он еще хоть куда. Он вынул флакон одеколона из шкафчика орехового дерева рядом с раковиной. Всякий раз, когда он открывал этот шкафчик, его взгляд падал на два ряда склянок с духами и косметикой Аннализы. Прошло тридцать лет, но память о ней осталась неизменной.

Его ждали двое арабов атлетического сложения в отлично сшитых европейских костюмах. Они сидели на самом краешке дивана, словно стесняясь, и при появлении сенатора в библиотеке поднялись на ноги с кошачьей грацией.

– Добрый день, – сказали они. Их лица с большими черными усами выражали дружелюбие и преданность.

– Как дела? – улыбнулся Джордж, протягивая им руку.

Был в комнате и третий человек, тот самый «секретный пакет», о котором говорил Юсеф. Он сидел в кресле и тоже встал, но не так проворно, как его друзья. Это был худощавый мускулистый паренек с большими, глубоко запавшими глазами, в которых тлело какое-то непонятное чувство: не то ярость, не то страх. Очень коротко остриженные волосы уже начали редеть на макушке. На нем были поношенные, чисто выстиранные джинсы и белая футболка, на ногах – замшевые сапожки, а на левом запястье – массивные золотые часы «Ролекс».

Здороваясь с сенатором, он обнажил в улыбке ослепительно белые зубы.

Сара Майлз, секретарша со светлыми волосами, в которых, после того как ей перевалило за сорок, уже была заметна седина, сказала:

– Это люди, которых вы ждали.

Она была очень мила в легком голубом платье с бирюзовыми бусами на шее.

– Очень хорошо, Сара, – отозвался Джордж, делая гостям знак садиться.