подверглась.

Фигура Бруно возникла в проеме двери как видение. Карин ждала его появления, но все же вздрогнула, и ее сердце пустилось в бешеный галоп.

– Добро пожаловать на борт «Трилистника», – он улыбнулся и пожал протянутую ею руку. У него были крепкие, ослепительно белые зубы.

– Рада видеть вас в добром здравии, мистер Брайан, – ответила Карин с кажущимся спокойствием.

– Извините, что заставил вас ждать, – сказал он, бросив взгляд на светящийся диск хорошо запомнившихся Карин часов «Патек-Филипп», которые всегда носил на запястье.

– Наверное, это я приехала слишком рано, – возразила она, героически стараясь удержать разговор в профессиональных рамках.

Бруно сел в кресло напротив Карин. На нем были полотняные оливково-зеленые брюки и рубашка того же цвета с короткими рукавами, расстегнутая на груди.

– Итак? – спросил он, подлаживаясь к тону делового разговора, заданному гостьей. – Я вижу, вы уже выложили свой товар, – он шутливо указал на аккуратно разложенные бумаги.

– Я привезла нужные вам документы.

Бруно кивнул и, наклонившись к девушке, взглянул на нее снизу вверх своими поразительными серыми глазами.

– Если хотите, можем просмотреть их вместе, – продолжала Карин. Его глаза выводили ее из равновесия, серые глаза с бесконечными, в зависимости от настроения, переходами от нежности перламутра к твердости стали. А еще мягкие, красиво очерченные губы и сильный, великолепно вылепленный нос, стройное тело и врожденная элегантность – все принимало участие в заговоре, но с самой первой минуты Карин воспламенил этот бездонно глубокий взгляд, умевший выразить множество оттенков чувств и настроений – от детской невинности до расчетливой жестокости.

– Давайте просмотрим вместе, – откликнулся Бруно, видимо, отказавшись от попыток разрешить представшую его взору загадку.

– Мистер Хашетт, – сообщила она, – хотел бы встретиться с вами завтра.

– Завтра, – повторил он задумчиво. – В котором часу?

Гаэтано бесшумно подал хозяину щедрую порцию виски со льдом.

– Когда вам будет удобно, мистер Брайан. – Привычка к самоконтролю помогала ей сохранить образ безупречно делового секретаря. Карин говорила с кажущейся непринужденностью и пыталась сосредоточиться на работе, чтобы не встречаться взглядом с глазами человека, сидевшего напротив, чтобы не видеть густых, мягких, чуть волнистых темно-каштановых волос, обрамлявших высокий лоб и придававших Барону почти легкомысленный вид, отчего он казался намного моложе своих тридцати семи лет. На его груди вздымался, в такт дыханию, крошечный золотой трилистник на тонкой цепочке – единственное украшение, которое Бруно позволял себе носить.

Он откинулся на спинку кресла, скрестил ноги и уставился на нее невидящим взглядом.

– Итак, мистер Хашетт хочет со мной поговорить, – сказал он, и в глазах мелькнула тень досады.

– Он именно это просил передать, мистер Брайан, – подтвердила Карин, аккуратно складывая бумаги, и без того, впрочем, лежавшие в полном порядке.

– Я понял. – Он поставил локоть на ручку кресла, обхватил подбородок большим и указательным пальцами и, перебирая воспоминания, вызвал в памяти образ представителя крупного американского финансового концерна «Ай-Би-Би», с которым сотрудничал уже на протяжении десяти лет. – И встреча назначена на завтра?

– На завтра, – подтвердила она.

– Значит, они спешат, – все это внимание к мелочам не предвещало ничего хорошего.

Карин тоже почувствовала это, хотя ее собственные мысли были сейчас весьма далеки от дел, которые Бруно Брайан вел с «Ай-Би-Би».

– Мне тоже кажется, что они спешат, – произнесла она без особого энтузиазма. Червь сомнения точил ей душу, навязчивая мысль не покидала ее с тех самых пор, как она отправилась из миланского аэропорта на встречу с Бруно. Какая женщина сопровождала его в этом последнем круизе на «Трилистнике»? Механически поддерживая деловой разговор, она упорно продолжала вызывать в воображении тревожный образ женщины, которую Бруно, вероятно, оставил в своей постели, отправляясь в кабинет на встречу с ней. Не может быть, чтобы женщины не было. Мысль об этом заставляла ее сходить с ума от ревности.

– Неужели не было никакой возможности предупредить меня заранее? – спросил Бруно.

– Адвокат Бранкати пытался связаться с вами, – тут же ответила она. – В течение нескольких дней он старался вас разыскать, но безуспешно.

– А где сейчас адвокат? – Бруно отпил глоток виски.

– Он вчера вылетел в Соединенные Штаты. – Безмятежный взгляд васильковых глаз не выдавал и тени внутреннего волнения.

– Зато вы, как всегда, на месте в нужный час. – Глаза Бруно засветились улыбкой.

– Примерно так обстоят дела, мистер Брайан. – Ее губы дрогнули. Она гордилась собой: и на этот раз ей удалось найти верный тон.

– Есть еще что-то, кроме документов? – спросил он почти безучастно.

– Адвокат Бранкати просил меня передать вам, что в Вашингтоне он попытается прояснить дела в Южной Африке. К тому же он советует вам не спешить в делах с мистером Хашеттом. Впрочем, сегодня вечером он сам позвонит. Самое позднее завтра.

– Очень хорошо, – сказал он, улыбаясь. Если Бруно и был обеспокоен, он не подавал виду. Кроме того, он вовсе не считал нужным сообщать Карин, где он был в те дни, когда глава одной из трех работавших на него юридических фирм (две другие находились в Кейптауне и в Париже) лихорадочно его разыскивал.

– Так что же насчет этих документов? – Карин указала на бумаги, разложенные на столе.

– Я позже их просмотрю, времени еще достаточно.

– Как хотите, мистер Брайан. – Карин поняла, что голова Бруно в эту минуту была занята чем-то другим. Ей не требовалось ни сверхъестественной интуиции, ни смелого полета фантазии, чтобы понять, что, пока все с ног сбились, разыскивая его, неуловимый Барон укрывался где-нибудь в любовном гнездышке с новой женщиной. Может быть, с той самой, что сейчас находилась в спальной каюте на «Трилистнике». А может быть, здесь он уже с другой? В принципе не исключено, что на борту находятся сразу несколько женщин. Или все-таки никого нет? Карин мучительно хотелось это знать. Желание и боязнь узнать правду попеременно терзали ее душу.

– Мне остается только поблагодарить вас, Карин, – сказал Бруно. Это означало конец разговора.

– Хорошо. – Она примирилась с тем, что придется его покинуть. Он обращался с ней, как с живым компьютером, как со счетной машинкой. А разве не этого она сама, в сущности, добивалась? Будь прокляты эти внутренние противоречия! – Значит, я могу уехать?

– Вы мне понадобитесь в течение нескольких дней. – Да, Бруно умел обескураживать людей. Непредвиденный поворот событий вызвал у Карин новый приступ паники.

– На несколько дней? – переспросила она.

– Надеюсь, я могу на вас рассчитывать? – уточнил он. Ее готовность быть в его распоряжении, видимо, представлялась ему чем-то само собой разумеющимся.

– Да, конечно, – покорно согласилась она, на миг задержав дыхание.

– Вы предпочитаете ночевать здесь или переедете в Каннебьер?

У Бруно в бухте Каннебьер, посреди парка, уступами спускавшегося к морю, был великолепный дом с садом, выстроенный английским архитектором Бобом Уилсоном и оформленный миланским дизайнером Эдоардо Конти Кремаги. Дом, окруженный буйной средиземноморской растительностью, представлял собой одноэтажное строение в виде павильона со стеклянными дверями, выходящими к бассейну из белого каррарского мрамора. Теплый коричневый тон стен и полы цвета сиенской земли подчеркивали красоту внутреннего убранства, состоявшего из белоснежных, как монашеские одеяния, диванов, широких и низких столов и нескольких английских терракотовых скульптур прошлого века. В доме было две спальни, крошечные, как, впрочем, и ванные комнаты, но изумительные в своей строгой элегантной простоте.

Карин мгновенно приняла решение:

– Спасибо за гостеприимство, мистер Брайан, – ответила она, – но если уж мне позволено выбирать, я