– На этот раз расставание будет недолгим, – Бруно пытался успокоить ее, интуитивно ощущая ее тайную тревогу.
Падучая звезда прочертила серебряную борозду на темном небосклоне.
– Я мечтаю о том дне, когда не будет ни прощаний, ни расставаний, – сказала Маари, выдавая самое заветное свое желание.
Бруно обнял ее.
– Такой день скоро наступит, – заверил он ее своим властным и нежным голосом. – Я тебе обещаю.
– Мне кажется, если бы я всегда была с тобой… – она остановилась на полуслове.
Печальные мысли осаждали ее.
– Что с тобой? – встревожился Бруно. Он ни словом не обмолвился ей о последних событиях, но боялся, что Маари, с ее необыкновенной чуткостью, сама обо всем догадается.
– Слишком многие тебя ненавидят, – она трепетала, как лань, чующая приближение гиен.
– Разве ты забыла, что я неуязвим, как Ахилл?
Торжественная важность священного дерева, походившего на фоне сверкающей и звездной африканской ночи на старинный собор, придавала словам особую значимость.
– Неуязвимых людей не бывает, – сказала она, цепляясь за него, как за последнюю надежду. – Даже Ахилл… – Она ощутила ком в горле, но справилась с собой. – Я чувствую себя спокойно, только когда ты рядом.
Она шептала эти слова, едва не касаясь губами его губ, Бруно ощущал у себя на шее ее нежное дыхание, и в нем вновь пробудилось желание, никогда не знавшее полного удовлетворения.
– Я буду в отъезде совсем недолго, – обещал он. – Вернусь раньше, чем луна пойдет на ущерб второй раз. Береги Санни.
Маари улыбнулась, услышав эти ненужные слова.
– Санни умеет себя вести, – с гордостью сказала она. – Он прекрасно знает, как заслужить милость богов.
– И боги его слушают? – спросил Бруно, смеясь над ее суеверием.
– Когда ты далеко, – принялась рассказывать Маари, – он приносит им плоды баобаба. Если дать им поесть, они станут сильными, смогут следовать за тобой повсюду и охранять тебя.
Между ними было условлено, что, когда Санни подрастет, он сам свободно выберет себе веру. Бруно решил, что сейчас не самый подходящий момент упрекать Маари за несоблюдение договоренности.
– Я слишком мало его вижу, – огорченно вздохнул он. – Ему скоро девять, я хочу отвезти его с собой в Италию и в Америку. Он должен пойти в школу.
– В Умпоте тоже есть школа, – робко возразила она.
Новый порыв ветра принес с собой запахи леса.
– Мы это вместе решим. – Бруно был готов к уступкам в интересах сына.
– К тому же Санни и так знает и умеет гораздо больше, чем любой из его сверстников в Европе или в Америке, – стояла она на своем. – Он может поймать самую быстроногую антилопу и умеет готовить чудесный «амази» из молока и сливок.
– В один прекрасный день Санни станет правителем Бурхваны. Он должен знать технику, изучить законы и культуру белых. А главное, он должен научиться от них обороняться. И тебе все это отлично известно.
– Ему же только восемь, – умоляюще произнесла Маари.
– Время летит быстро, – заметил Бруно, сам в эту минуту чувствуя себя старше своих лет. – Князь Асквинда болен.
– Но ведь есть ты, – возразила принцесса с гордостью в голосе. – Если бы не ты, белые уже отняли бы у нас наши алмазы.
– Очень скоро наступит день, когда Санни придется взять ответственность на себя, – твердо сказал он. – В этот день ему придется многое понять. Я хотел бы, чтобы все прошло наилучшим образом, а для этого наш сын должен скоро начать учиться.
– Все будет так, как ты хочешь, – сдалась Маари.
Бруно обнял жену, стараясь вселить в нее свою уверенность и развеять терзающие ее страхи. Ветер утих, вокруг царила тишина. Даже пламя костров казалось застывшим, как на гигантской картине, воины свиты молчали. Безмолвие ночи вдруг воскресило для Бруно мгновения, уже прожитые однажды: он ощутил витавший в воздухе зловещий запах смерти. Он чувствовал себя беспомощным и слабым, как человек, мучимый кошмаром, только ему не суждено было проснуться и стереть из памяти ужасное предчувствие. Запах смерти он чуял наяву.
Такой же запах и то же предчувствие охватили и сковали его в детстве, на тропинке посреди залитой солнцем долины у подножия Пьяцца-Армерины, в самом сердце Сицилии, когда он с ужасом, не в силах ничего сделать, наблюдал смерть своего деда, барона Джузеппе Сайевы ди Монреале.
Бруно видел, как убили его деда посреди заросшего клевером поля. Поднялся легкий ветерок и разнес вокруг запах смерти.
С тех пор этот запах остался у него в памяти и в сердце, и вот теперь он вновь слышал его под бездонным африканским небом, в неподвижном воздухе, во внезапно наступившей тишине, остановившей, казалось, даже мерцание звезд.
Повинуясь животному инстинкту, Маари вдруг нашла в себе силы заставить его повернуться кругом. Бруно услышал шорох и едва различимый звук легкого удара, затем почувствовал, как тело принцессы безвольно обмякло в его руках и медленно сползло на землю: ее тонкую шейку прошила пуля. В это же мгновение вновь поднялся легкий ночной ветерок, обвевая тело прекрасной женщины, лежавшей на траве под баобабом в луже горячей крови. Ее губы еще хранили улыбку, но янтарные глаза уже не отражали света звезд.
Бруно опустился на колени и нежно поцеловал то, что осталось от самой прекрасной мечты его жизни. Одиночная пуля, вылетевшая из леса, выпущенная из ружья с глушителем, предназначалась ему, Бруно Брайану Сайеве ди Монреале, наследнику несметных сокровищ Бурхваны.
Тело убийцы было распростерто на опушке леса, вокруг стояли охотники- бушмены, обнаружившие его укрытие перед рассветом. Гром тамтамов, не умолкавший всю ночь, разносил вести надежнее телеграфных проводов.
Барон взглянул на израненного, истекающего кровью пленника: всем своим видом он напоминал большую морскую черепаху. Когда его положили на носилки, он стал бормотать какие-то бессвязные слова:
– Моя маленькая Йоганна… бесподобная… нежная… Прощай, милая Йоганна…
Бруно решил, что слышит бред раненого человека, на самом же деле это были отзвуки его последних мыслей. Весь ход его действий был восстановлен: он проник через границу со стороны Лесото, там, где располагалось голое высокогорное плато, приехал он на «Ровере», взятом напрокат в Дурбане. Африканский следопыт, послуживший ему проводником, был мертв. Судя по документам, он был фоторепортером, но найденный у него прибор ночного видения с сорокакратным разрешением не предназначался для «Никона» или лейки, а был навинчен на карабин марки «ремингтон», модель 700-БДЛ, двадцать второго калибра, из которого вылетела пуля с мягким наконечником, сразившая прекрасную Маари.
Паспорт убийцы был выдан на имя Петера Миллера: это был фальшивый паспорт на вымышленное имя, речь шла о профессиональном наемном убийце, привыкшем убивать по контракту, не спрашивая, кого и за что.
При нем не было найдено ничего такого, что могло бы помочь Бруно установить его личность. Он был настоящим профессионалом и хорошо продумал план возвращения туда, откуда пришел. Возможно, ему бы это удалось, если бы не бушмены, традиционно считающиеся лучшими охотниками во всей Африке.
Только с его собственных слов можно было больше узнать о нем. Но насколько больше? Раненый метался в бреду.
– Прекрасная… нежная… страстная… Йоганна, – на его изуродованном и окровавленном лице появилось выражение глубокой тоски.
Подошедший врач склонился над носилками, чтобы осмотреть его.
– Он умирает, – сказал доктор, обернувшись к Бруно.