предназначены для слабых, что их нужно тщательно избегать, потому что иначе мы не сможем принимать разумные решения, потеряем контроль и станем жертвой демонов переживаний. Нас учат, что чуткость и отзывчивость нужно считать глупой сентиментальностью, что плач – это слезливое жеманство и те, кто ему поддается, определенно не заслуживают доверия. Нас учат, что страх испытывают только трусы и что выражать непритворный гнев – это старомодно.

Мы являемся продуктом системы, которая остерегается эмоций, точно так же, как избегаем в церкви сумасшедшего родственника. Многие из нас забыли, что такое чувства. Даже наши попытки завоевать доверие основаны на интеллектуальных рассуждениях того или иного плана. Мы настолько привыкли полагаться на мышление, отвлеченные понятия, интеллектуальное выражение каждого переживания, что не можем выразить то, что когда-то делало нас притягательными, правдоподобными личностями, – наши чувства. Достоевский, великий русский писатель, сказал: «Противоположностью любви является не ненависть, а неотступные гонения рационального ума». В конце концов, убийство своих чувств – это убийство своего «я».

Возьмем в качестве ролевой модели ребенка. Дети часто говорят: «Мне страшно», «Мне это не нравится», «Я устал». Они плачут, когда видят мертвую птицу на тротуаре, либо прыгают от радости при известии, что пойдут в зоопарк. Они забираются к нам на колени и обнимают в непосредственном проявлении любви. Мы говорим, что они невинны. Я же утверждаю, что они честны и этим заслуживают доверия. Мы верим и уважаем их, потому что они еще не знают, что чувствами следует пренебрегать, не доверять им и презирать их.

Не так давно я проводил семинар для адвокатов, на котором, как это часто случается, был затронут вопрос расизма. Делая упражнение, я попросил слушателя поменяться ролями с афроамериканцем и стать черным подзащитным, которого обвиняют в убийстве и судят только белые.

– Ну и как вы себя чувствовали на его месте? – спросил я.

Адвокат долго молчал, как бы приводя в порядок перепутанные мысли.

– Думаю, что они могут быть необъективными, – наконец произнес он.

– Думать – не значит чувствовать, – ответил я. – Как вы себя чувствовали на его месте?

Он еще немного подумал.

– Ну, по-моему, им нельзя доверять.

– Возможно, нет, – настаивал я. – Но как вы себя чувствовали?

– Я уже говорил, – напомнил он.

– Думать – не значит чувствовать, – повторил я.

Адвокат смущенно посмотрел на меня: чего я от него добиваюсь? Он уже пытался найти ответ и сказал все, что мог.

– Вы почувствовали страх? – поинтересовался я.

Он молчал.

– Вы недовольны присяжными – белыми людьми, которые несправедливы к вам, потому что вы черный? Они могут ненавидеть вас, даже если вы невиновны.

– Наверное, да, – признал наконец он.

– Может быть, вам хочется убежать, потому что вы ощущаете страх?

– Не знаю, – сказал он. – Если я убегу, все подумают, что я виновен.

– Да, именно так вы и думаете. Но если вы ощутили страх, то, наверное, могли бы объяснить присяжным, как чувствует себя ваш клиент, единственный черный в зале суда, которому грозит смерть.

Он не ответил.

Я просил его войти в незнакомый мир чувств, где его убежищем был рациональный ум. Я утверждаю, что способность переживать обладает силой большей, чем у накачивающих себе мышцы силачей. Самый сильный человек в зале суда – легкоранимый адвокат, который отдает себе отчет в своих чувствах и может честно поделиться ими с присяжными. Поняв, что в любви, страхе, беспомощности и одиночестве нет ничего плохого, мы также понимаем, что эти чувства присущи всем окружающим. В залах суда, заседаний правления компании или магистрата, в офисе начальника мы начинаем сознавать, что власти предержащие испытывают такие же чувства. И понимаем, что если не можем переживать, мало знаем о себе, то вряд ли заслуживаем доверия других людей.

Чувства идоверие. Итак, как заставить людей доверять мне? Ответ прост: я должен заслужить доверие. Мне нельзя быть хитрым пройдохой или умным подхалимом. Мне нельзя лгать. Я не могу прятать чувства. Я не могу их избегать. Я должен быть открыт, должен рассказывать, кто я. Мне нужно разорвать грудную клетку, чтобы вы увидели мое живое сердце и поняли, почему я плачу. Я обязан открыто выражать радость, разочарование и страхи. Если я ожидаю от вас доверия, то вы должны видеть, кто я есть. Чтобы заслужить доверие, нужно быть настоящим, оставаться самим собой.

Чувства исправедливость. Подумайте, чему нас, адвокатов, учили в юридических школах – этих мрачных заведениях, где тяжелобровые старые трутни непрерывно и педантично навевали на нас сухую тоску, пока мы не увядали, как фиалки в пустыне. Сколько раз нас убеждали остерегаться эмоциональной вовлеченности в дела клиентов, предупреждали, что мы должны сдерживать, подавлять, побеждать, притуплять, заглушать, вытравлять свои чувства, иначе сгорим в их огне! Какая колоссальная глупость! Вот как звучат педагогические сирены: «Не входите в обличье своего «я» в зал заседаний и любой другой зал, класс или кабинет. Оставьте «себя» за дверью. Входите вооруженным железной логикой пустого интеллекта. И ни в коем случае не будьте тем, кто вы есть».

Несправедливость как эмоция. Спросите любого, кто судился и проиграл. Спросите мать, у которой суд отнял детей, или незаконно уволенного рабочего, который не может прокормить свою семью, вызывает ли эмоции отказ в справедливом решении. Спросите невиновного гражданина, обвиненного в преступлении, или служащего, у которого директор украл право на пенсию.

Затем присяжные своим вердиктом, или глава компании, или совет управляющих принимают в отношении тяжущегося справедливое решение. Разве справедливость не является эмоцией? Чувство поражения или победы – это не интеллектуальный процесс! Когда судья смотрит на нас и говорит, что в зале суда нет места эмоциям, его слова можно истолковать так, что в зале суда нет места справедливости.

Логика является лишь ненадежным продуктом ума. Мы принимаем справедливое решение вследствие переживания. Мы чувствуем, что такое истина. Посмотрите на девятерых членов Верховного суда США, облаченных в черные балахоны. Каждый из них – несравненный образец интеллектуального тяжеловеса. Каждый – виртуоз логических построений, создающий продукт ума. Посмотрите на их бесстрастные лица, когда они сидят на своих высоких скамьях, оцените непогрешимую мудрость, основанную на размышлениях и аргументах! Заметили ли вы в них что-нибудь человеческое? Является ли кто-нибудь из них представителем человеческого биологического вида? Плачут ли они? Морщатся ли от страданий и боли, которые их решения могут принести миллионам? Говорят ли на понятном нам языке?

Если при поиске истины и принятии справедливых решений можно полагаться на логику и аргументы, как получается, что эти многомудрые судьи редко приходят к единому мнению? Решения принимаются большинством голосов, то есть пять к четырем. Следовательно, почти половина состава суда может ошибаться и склоняться к несправедливости. Аргументы как большинства, так и меньшинства изливают логику и обоснования, как каракатица, уходящая от преследования, – чернила, и излагаются они таким же непрозрачным языком. Меньшинство может легко навязать свое решение. Наконец, мы понимаем, что логика (независимо от своей привлекательности и отточенности) и рассуждения (независимо от их глубины и основательности) не обязательно приводят к истине и справедливости. Значит, логика и рассуждения часто становятся лишь инструментами, с помощью которых власть имущие перекладывают бремя несправедливости на народ. В бесконечном потоке умных слов многостраничных судебных постановлений редко можно найти окончательную истину, если она существует на самом деле.

Не имею ничего против учености. Напротив, я приветствую ее, если она ведет к полезным открытиям. Но слишком часто, особенно когда суд кормится захудалым прецедентом, я вижу, как судьи уподобляются коровам, лежащим в тени и пережевывающим бесконечную жвачку. Вспоминаю, что по этому поводу сказал Ницше: «Я оставил дом ученых и хлопнул за собой дверью. Слишком долго я сидел голодным за их столом».

Адвокатов, как и представителей других профессий, в университетах учили, что интеллект является ключом к победе. Преподаватели воспитывают студентов по собственному образу и подобию. Интеллект, как