тебя подпаском, а если нет, то кого другого пошлют.

– Нема у нас порося... – сердито сказал мальчик.

– А что это за порося такое? Почему этому Павло нужно порося? – заинтересовалась Динка.

Федорка потуже завязала концы платка, выплюнула изо рта травинку.

– Так Павло – это ж приказчик пана... Он задаром не возьмет... Еще и по шее даст!

– Ого! – возмутилась Динка. – По шее! Из-за какого-то порося! Его самого надо по шее!

– Ой, боже ж мой! Хиба ж так можно казать! – испугалась было Федорка, но, взглянув на Динку, закрылась концами платка и звонко расхохоталась.

Смех у нее был такой дробный и заразительный, что Динка тоже начала смеяться. Хмыкнул и Дмитро, а потом, расхрабрившись, снова совсем не к месту спросил:

– А чого-то вы этот хутор купили? Тут молния на пруду в дуб ударила. Она в другой раз может ударить, деды кажуть – тут место нехорошее, по всем ночам филин кричит...

– Ну и что же? Пускай кричит! Я люблю птиц, – беспечно сказала Динка.

– Э, ни! – махнула рукой Федорка. – Его погано людям слушать. Он может на каждого беду нагнать.

Она вдруг обернулась к Дмитро и начала шепотом убеждать его в чем-то, повторяя одну фразу:

– Все равно ж найдут! Лучше сам скажи!

Мальчик сердился, упрямился...

– Ну чего вы там шепчетесь! Говорите громко! Я никому не скажу, если это тайна! – вмешалась Динка.

Федорка толкнула локтем Дмитро:

– Ну говори! Вот какой упрямый... Барышня никому не скажет!

– Я не барышня, я Динка! Ну говори твою тайну, Дмитро, – нетерпеливо перебила Динка.

Дмитро покусал губы и, глядя исподлобья на Динку, нехотя сказал:

– У вас под крыльцом я обрез спрятал... Если стрельнет, то может и насмерть прибить...

– Обрез? А что это такое? Ружье? – живо заинтересовалась Динка.

– То не настоящее ружье, оно обрезано, чтобы, значит, покороче было... – объяснила Федорка.

– А где же ты взял его? – ахнула Динка.

– У нас как батько помер, так мы с маткой полезли в подполье и нашли! А матка испугалась да и велела закинуть в пруд, а мне жалко стало, я его и подложил под ваше крыльцо... Тут никто не жил, – хмуро рассказал Дмитро.

– К нам, под крыльцо? Так ведь Ефим будет чинить это крыльцо и найдет! Что же ты сразу не сказал? Надо сегодня же перепрятать его в другое место! – загорелась Динка. – Мы вот как сделаем...

Динка обняла своих новых приятелей за плечи и что-то зашептала...

– Дак он заряженный, в нем и пуля есть... – прерывая ее, шептал Дмитро.

– Ой, боже мой... – испуганно вздыхала Федорка.

– Ничего, ничего... Я осторожно... – уверяла Динка. – Только приходите вечером, как стемнеет.

Весь день Динка беспокойно прохаживалась около крыльца и, еле дождавшись вечера, побежала к трем березам.

– Идем, – шепотом сказала она Дмитро. – Я уже нашла место... Мы спрячем его в дупле старого дуба... Пойдем, Федорка!

– Э, ни! Я боюсь... – усаживаясь в траву и натягивая на коленки платье, замотала головой Федорка. – Я тут обожду... Бо воно как стрельнет, так и живой не останешься.

– Ну, нехай сидит. – Дмитро, задевая за ветки своим длинным пиджаком, пошел за Динкой.

В хате уже горели свечи; Мышка и Алина стелили постели, ждали со станции мать.

– Скорей, скорей! – торопила Динка. – Сейчас Ефим вернется со станции, он поехал за мамой...

Дмитро, сбросив пиджак, полез под крыльцо. В темноте были видны только босые пятки...

– Нашел? – нетерпеливо спрашивала Динка, поглядывая с опаской на дверь, из которой каждую минуту могли выйти сестры.

Дмитро молча шарил под крыльцом; потом наконец вылез, держа в руке что-то тяжелое. Динка увидела приклад и дуло настоящего ружья... Такое ружье, только много длиннее, она видела у дяди Леки, когда он собирался на охоту.

– Пошли! – сказал Дмитро.

Под старым дубом, в который ударила когда-то молния, оба остановились.

Огромный, широкий дуб выгорел и обуглился изнутри. Несмотря на это, толстые сучья его зеленели ветками, и наверху виднелось узкое, глубокое дупло.

Дмитро ловко вскарабкался на дерево и, положив в дупло свой обрез, благополучно спустился вниз.

– Пусть там и лежит, – сказала Динка. – А потом, когда я на следующий год приеду, мы решим, что с ним делать.

Федорка одобрила это решение. Все трое еще немного пошептались и, решив завтра обязательно свидеться, разошлись.

Хуторские знакомые внесли в Динкину жизнь новые впечатления. У Федорки было много дел по дому. Отец ее служил сторожем в экономии пана, мать работала птичницей. Кроме Федорки, в семье были еще младшие дети. Федорка вместе со старой бабкой нянчилась с ними, поэтому у нее только в воскресенье выдавалось свободное время побегать с Динкой, но, несмотря на это, девочки уже побывали в казенном лесу, побывали и в соседних селах... Дмитро приходил чаще; его интересовало, что делается на хуторе. Усевшись в кустах, он часами смотрел, как Ефим чинит крышу и строит терраску.

– Вот как бы не взяли мы под крыльцом обрез, то ваш Ефим нашел бы его, – говорил Дмитро.

Вечерами то он, то Динка лазали на дуб проверять, лежит ли в дупле обрез.

– Лежит, – шепотом говорила, прыгая на землю, Динка.

– Лежит, – передавал Федорке Дмитро.

– Ну и пусть лежит, – с облегчением говорила Федорка. – Стрельнет, так в дуб...

Она очень боялась обреза. Как-то в воскресенье Федорка собралась в казенный лес под Ирпенью и зашла за Динкой.

– Пойдем с нами! Люди говорят, что в казенном лесу объявилось чудо! Там есть такая криничка, и вот когда нагнешься над ней и посмотришь на дно, то там божья матерь является!

– Да ну? – удивилась Динка. – Откуда же она является?

– Ну, в воде, конечно... Только не все ее видят; который человек очень грешный, тому ничего не видно... Вода и вода. А который безгрешный, тот видит... Вот бабка и посылает меня... Пойдем, может, сподобит нас господь! – перекрестившись, сказала Федорка.

– Пойдем! – равнодушно сказала Динка. – Только меня господь не сподобит, я неверующая!

Девочки пошли. Побегав по казенному лесу, они добрались до «святой кринички», как ее окрестили старухи, и с любопытством заглянули в нее. Криничка была неглубокая. Сквозь чистую прозрачную воду видно было дно. Динка нагнулась первая.

– Ничего тут нет! – засмеялась она.

Федорка, шепча какие-то молитвы и мелко крестясь, заглянула в криничку.

– Ой, мамонька моя! – простонала она. – Не вижу... Ничего не вижу... Не хочет мне божья матерь показаться. За грехи мои не хочет... – Федорка расплакалась. – Ну как я дома скажу, что не сподобил меня господь?

– Да чепуха это! Ничего там нет. Никто и не видит.

– Ох, нет, нет! В прошлое воскресенье сам батюшка в церкви говорил! И две старухи сами видели... Лежит в воде икона божьей матери с младенцем на руках. Безгрешные старухи, они и видели! А я, грешница, ничего не вижу...

Всю дорогу Федорка плакала, а Динка сердилась:

– Враки это все! Никто там ничего не видел!

На следующее воскресенье девочки опять пошли. На этот раз около «святой кринички» собрался народ: