Марина останавливается, хлопает в ладоши.

– Складываться! Складываться! – кричит она, бросая в угол зонтик.

Кулеша на четвереньках вылезает из-под стола.

– Что, попало? – потирая руки, хихикает Никич. – У нас, брат, хорошее подавай сразу!

Алина с раскрасневшимся лицом, запыхавшаяся от беготни, бросается к сестрам:

– Мы едем! Едем! Мы будем всю ночь складываться! Мы едем!

– Нет... нет... – пятясь от нее, говорит Динка и ищет глазами мать. – Ленька не найдет меня... Я потеряюсь... – растерянно бормочет она и вдруг с отчаянным криком бросается на пол. – Не складывайтесь! Не складывайтесь! Я никуда не поеду! Я останусь здесь, на утесе... Я буду ждать Леньку...

Марина поспешно наклоняется к девочке и крепко обнимает ее, пытаясь поднять с пола. Но Динка, плача, отталкивает ее руки...

Кулеша, растерянный и удивленный, стоит посреди террасы с пустым чемоданом и молча хлопает глазами.

– Лени нет... Он уехал в Казань. Но он должен приехать... Дина! Диночка! Мы пойдем утром на пристань. Я все узнаю.

– Это Леня Бублик? Так он может приехать потом с Никичем... Вы поедете раньше, а он позже, – придя в себя, громко говорит Кулеша.

Но Динка вскакивает, растрепанная, красная, злая...

– Пошли вон! – кричит она, топая ногами. – Пошли вон! Мы поедем вместе!

– Ого!.. – пятясь от нее, бормочет озадаченный Кулеша. – Вот так перец...

Марина поспешно уводит девочку в комнату. Алина и Мышка, тихо советуясь о чем-то в сторонке, несмело подходят к Кулеше.

– Вы не сердитесь... Вы знаете, Динка не злая... Это она из-за Леньки, – краснея, бормочет Мышка.

– Нам очень стыдно... Вы гость... Простите, пожалуйста... Она у нас трудная девочка... – с пылающими щеками добавляет Алина.

В эту ночь беспокойно спит Динка... Она слышит быстрые, легкие шаги матери и тихий разговор на террасе, слышит, как скрипят дверцы шкафа, выдвигаются ящики комода... Слышит, как Никич увязывает корзину и, кряхтя, выносит ее на террасу... Опершись локтем на подушку, Динка смотрит в темноту сухими, выплаканными глазами... Из тоненькой щелки маминой двери просачивается свет... Почему так спешит мама? Почему она не может подождать хоть один день? Ведь пароход «Надежда» уже вышел из Казани. Горькая обида сжимает сердце девочки. Никому, никому нет дела до нее и до Леньки...

«Мама, я потеряюсь... Он не найдет меня...» – плакала вчера Динка.

Но мама не согласилась подождать Ленькиного парохода.

Голова девочки падает на подушку, глаза бессильно закрываются... Какой-то большой город снится ей. В нем не видно домов – одни большие деревья. На деревьях прямые, как свечи, белые цветы... «Это каштаны», – догадывается во сне Динка... А цветы вдруг раскрываются, и из них падают блестящие коричневые каштаны... совсем такие, как рассказывала мама... «Значит, мы уже на Украине...» – смутно соображает девочка и, беспокойно оглядываясь, ищет Леньку...

«Лень! Лень!» – кричит она во сне и с усилием открывает глаза. За окном серенькое утро. Динка приникает горячим лбом к стеклу. По дорожке проходит нагруженный вещами Кулеша, рядом с ним семенит Никич с двумя узлами... Марина догоняет их у калитки и что-то быстро говорит Никичу. Динку охватывает безысходное отчаяние... Значит, это правда, они уезжают... Вещи уже унесли... Она осторожно открывает дверь маминой комнаты... Там так голо и пусто... На окнах нет занавесок, кровать сложена и приставлена к стене, у письменного стола выдвинуты пустые ящики. На подоконнике тускло горит лампа...

Динка выходит на террасу... Марина сидит у стола и что-то пишет... Девочка останавливается за ее стулом.

– Я никуда не поеду, мама. Я буду ждать Леньку, – тихо и упрямо говорит она, не поднимая глаз.

Марина быстро оборачивается и, обняв ее одной рукой, привлекает к себе.

– Леня еще может приехать... Сейчас очень рано, ложись спать. Утром мы пойдем с тобой на пристань и узнаем, когда придет пароход. На всякий случай я пишу письмо Лениному капитану...

Марина читает Динке письмо, но Динка не слушает его. В ее растревоженном сердце вдруг зарождается надежда.

– Может быть, пароход уже пришел? Я сейчас сбегаю на пристань, мама! – шепотом говорит она. – Сейчас уже совсем светло!

– Нет-нет! Потерпи еще немножко! Мы пойдем вместе! – ласково говорит мать.

Динка отходит от ее стула и усаживается на ступеньки:

– Я подожду утра здесь.

Марина с глубокой жалостью смотрит на ее сиротливую фигурку. Динка подбирает босые ноги под длинную ночную рубашку и, опустив голову в колени, молчит.

Мать садится с ней рядом, кутает ее плечи в свой платок, осторожно поднимает кудрявую голову и заглядывает девочке в глаза. Темные, пустые, наплаканные глаза не отвечают на ее ласку, и матери делается страшно.

– Диночка, мама понимает твое беспокойство. И если Леня не приедет, мама примет все меры...

Марина не находит слов, ее смущает темный, безразличный взгляд дочки. Измученная ее горем и бессонной ночью, Марина с трудом удерживается от слез.

– Разве ты не веришь своей маме, Диночка? – тихо спрашивает она, дотрагиваясь до крепко сжатых маленьких рук.

Динка молчит и смотрит куда-то далеко-далеко, поверх деревьев... Серое, холодное утро медленно вползает в сад, хмурый осенний туман поднимается с земли...

Марина встает и, подойдя к столу, перечитывает свое письмо к капитану, потом бегло дописывает несколько строчек и, запечатав конверт, прячет его в свою сумочку. Потом она уходит в комнату и снова что-то складывает там. А Динка молчаливо и неподвижно сидит на крыльце, ждет, когда настанет утро...

Алина осторожно приоткрывает свою дверь и, застегивая на ходу платье, шмыгает в мамину комнату. Динка слышит тихие голоса мамы и Алины, они о чем-то советуются и шепчутся, как две подружки... Динка еще ниже утыкается головой в колени и закрывает глаза. Непреодолимый сон сковывает ее.

Алина выносит из комнаты целый ворох какой-то одежды и кладет ее на перила.

– Я положу здесь, чтобы было наготове. А что ты наденешь, мамочка? – шепотом спрашивает она.

– Я надену папино любимое платье... – тихо говорит Марина.

– Конечно! Ты нарядись, мамочка! И не заплетай косы, хорошо? – шумно радуясь, бросается к матери Алина, но мать испуганно показывает ей глазами на безмолвную Динку. Лицо Алины сразу меняется; краска досады проступает на ее щеках. – Ты не должна этого позволять, мама! – возмущенно шепчет она.

Марина хмурит тонкие брови, горькая складка ложится около ее губ.

– Я страдаю вместе с ней... – тихо отвечает она.

На дорожке слышны тяжелые мужские шаги.

– Это Никич с Кулешей, – озабоченно говорит Марина. – Беги скорей, предупреди их, чтобы не разбудили Динку.

Алина осторожно обходит сидящую на крыльце сестру и бежит навстречу приезжим.

– Тише, тише!.. – машет она рукой. – Мама просила не будить Динку...

– Будить Динку? А зачем нам ее будить? – удивляется Кулеша.

– Капризы, капризы... – ворчит Никич. – Поменьше б потакать вам! Ишь чего разделала девчонка!

Они подходят к крыльцу и останавливаются перед спящей Динкой.

– Ну, как теперь? Нам вещи носить, а она сидит на самой дороге... – хмурится Никич.

– Ничего, ничего... Дружбу надо уважать! За такой подружкой я бы пошел на край света! – шепотом говорит Кулеша и, высоко поднимая ноги, шагает через две ступеньки, на цыпочках обходя спящую Динку.