Красивый мужик — и так покалечен…

— Конечно. Время у меня есть. Я могу подождать.

Вадим отошел к окну. Посетитель ушел, и все затихло. Он видел в окно, как тот садится в машину. В ту самую белую «волгу».

Терпеливый. Другой бы заткнул нос и выскочил пробкой из приемной, а этот еще любезничает. Вот что значит — периферия. В Москве облаяли бы да послали куда подальше.

Минут через десять явился почтальон с кучей писем. Журавлеву пришлось расписываться за секретаря в получении почты. Все какое-то дело. Время шло, а Вадим продолжал ждать. Ничего другого ему не оставалось. Он понимал, что Садальский — единственный человек в этом городе, способный ему помочь.

Начальник УВД Сочи полковник Духонин тоже любил стоять у окна и наблюдать за жизнью улицы со стороны, особенно когда он выслушивал доклады подчиненных. За двадцать семь лет службы в органах ему так опостылели эти рожи, что он не мог уже никого видеть. Хорошо бы еще и не слышать, но полгодика придется еще потерпеть до пенсии, а там — провались они все пропадом с их проблемами.

Подчиненным эти доклады тоже поперек глотки стояли. Говоришь с телеграфным столбом и не видишь реакции. Не знаешь, что у полковника в голове творится. Того и жди, что в тебя пресс-папье полетит или что потяжелее, вроде мраморной пепельницы. Полковник — он такой, он может. Сорвется с цепи — и только держись. Самодур, одним словом, и никакой управы на него нет. Все ждали его отставки с не меньшим, а то и с большим нетерпением, чем сам Духонин.

Отчитывался капитан Сухарев. Он мог наблюдать только за лысиной полковника и тройной складкой жира на бычьей шее. Полковник в последние годы очень редко носил форму, одевался по-курортному, и без мундира его плечи казались узкими и покатыми, как дорожные откосы. Духонин уже заработал такой авторитет, что внешний вид его не беспокоил. И без того каждая собака на всем побережье его знает.

— Что еще? — буркнул себе под нос полковник.

Капитан пыжился изо всех сил. Лоб вспотел. Выпал ему жребий идти с докладом, и ничего хорошего от этого ждать не приходится. У Сухарева были свои козыри. Есть на кого валить. Глядишь, и пронесет.

— Мне кажется, товарищ полковник, Елистратов умышленно упустил этого парня. Случайностей не бывает, когда речь идет об убийстве. Тем более, что начальник криминальной милиции не новичок, а человек с огромным опытом.

— Что находилось в конверте, который вы нашли?

— Как полагается по инструкции, я отдал его командиру.

— Как зовут этого парня?

— Кузьма Таманцев.

— Убийцу, болван!

— Вадим Журавлев. Частный сыщик из Москвы. Я проявил инициативу, Никита Иваныч, и заехал в редакцию курортной газеты. У меня остался паспорт Журавлева. Там пересняли его фотографию, и уже в утреннем выпуске его физиономия с комментариями будет светиться на каждом углу. Материал поместят на первой полосе, снимок увеличат.

— Что сказал заправщик с бензоколонки?

Зря пыжится. Начальник на инициативу не отреагировал.

— Он ничего не сказал. Заправил «волгу», в которой сидели мужчины. Никого не помнит. Ударили по голове и оттащили за будку. Там мы его и нашли.

— Где подполковник Елистратов?

— Он вышел из машины на подступах к городу у первого блокпоста для дачи инструкций. Журавлев угнал его машину, но в город она не въезжала. Ее все гаишники знают.

Полковник резко обернулся. Лицо его было пунцовым, глаза лезли из орбит. Сухарев оцепенел.

— Ты что несешь, дубина! Мой заместитель подыгрывает убийце? Ты так и сдохнешь капитаном! Пошел вон! Как Елистратов появится в управлении — тут же его ко мне. Свяжитесь с Москвой. Мне нужно полное досье на этого сыщика. Все до мельчайших деталей. Понял?

Капитан закивал головой, как китайский болванчик, речи он лишился с первым выкриком. Через секунду его сдуло из кабинета.

Духонин вернулся к своему столу и плюхнулся в кресло, третье за этот год. Еще не научились делать такие, которые способны выдерживать его вес. От злости у него сводило челюсти. Весь день пошел насмарку, а он наметил на сегодня много личных дел. Полковник не любил, когда ломают его планы.

Духонину стукнуло шестьдесят, и полжизни он отдал органам. Начинал с постового. Понятно, что служба наложила свой особый отпечаток на и без того нелегкий характер милиционера. Быть другим он не мог и не хотел, уже не мальчишка. В закон и порядок полковник никогда не верил. Он умел служить и угождать начальству, а остальное — всего лишь грязная работа мусорщика. Попался — сиди. Не попался — воруй дальше. Ходить, рыскать, вынюхивать — все это по молодости хорошо, пока не надоело. А последнее время полковник и вовсе перестал ловить мышей. Все в управлении знали, что он отгрохал себе дворец в три этажа у берега и только дни считает до увольнения. Все. Свое получил — и сваливай.

Об Елистратове он еще позволял себе думать. Толковый парень, с характером, молодой, энергичный. Пусть садится в его кресло. Посмотрим, как хозяева сумеют с ним договориться. Духонин хотел напоследок подложить своим боссам свинью. С Елистратовым всем придется считаться. Не каждому этот орешек по зубам. Но это потом, а пока он хозяин в доме, и все должно подчиняться его законам. Никакой самодеятельности он не потерпит. Случай на шоссе полковника почему-то тревожил. Чутье подсказывало, что это не рядовое дело, тут попахивает скандалом. Только этого ему не хватало. Уж лучше пусть банкиров и коммерсантов режут, но только не политиков. Он прекрасно знал, что в выходные намечается большой заезд «трепачей» из Москвы. Так он называл членов Думы. В городе должно быть тихо. Сейчас он остался за главного на всем курорте. Все тараканы по щелям попрятались. Мол, давай, Духонин, командуй, отдувайся за всех. Тебе терять нечего.

В дверь постучали.

— Войдите, — гаркнул полковник командным голосом.

Елистратов вошел и остался стоять в дверях. Он привык с первого взгляда оценивать настроение начальника. Но сейчас не брался ставить диагноз. Полковник сидел как истукан и тупо разглядывал вошедшего.

— Я в курсе, можешь не паясничать, — рявкнул Духонин. — Зачем отпустил убийцу? И без лапши на уши. Говори по делу. Двадцать слов, и все на местах.

— Это же не бытовуха, не шпана и не грабеж. Политикой за версту воняет. Журавлев — подстава. Он пустое место. Я лучше присмотрю за ним. Из города он не уйдет. Сам себе вынес приговор. Удрал. Чего вам еще надо? Не вижу смысла держать его в камере. Успеется. На него все равно выйдут убийцы. Газеты с его портретом уже во всех киосках штабелями лежат. Либо они захотят его добить, либо возьмут в оборот. Ребята не нашли, что искали. Они так просто не успокоятся.

— Ишь, какой ловкач нашелся! Этот колобок уже ушел от тебя и еще раз уйдет. В демократию играешь?

— Дайте мне двое суток, и я распутаю этот клубок. Я вас никогда не подводил.

— Черта тебе лысого, а не двое суток! Займешься порядком на улицах. Гости из Москвы жалуют, вот и командуй участковыми, коли ни на что другое не способен.

— Я убежден, что убийцы насмехаются над нами. Но, узнав, что Журавлев на свободе, они засуетятся. Сыщик может стать хорошей приманкой, и мы возьмем их с поличным.

— Бред сивой кобылы. Все! Выполняй приказ. Я еще подумаю, что с тобой делать. Философ! Убирайся к чертовой матери!

Не успел Елистратов выйти, как на столе затрещал телефон.