Джексон посмотрел на часы:
— Нет времени. Плохие парни тоже его ищут. Просто отвези нас туда побыстрее.
— Есть, сэр.
Прежде чем сесть за руль, Кирби порылся в багажнике и вытащил пистолет-пулемет Стэна со складным прикладом. Он вручил оружие Гранту, который втиснулся на переднее сиденье рядом с Джексоном.
— Знаешь, как пользоваться? — Грант кивнул. — Держи под рукой. Так, на всякий случай.
Они выехали из города на занявшие прибрежную равнину пастбища и пшеничные поля. После продолжительных бедствий здесь опять сеяли хлеб; ростки пробивались между бетонными дотами и искореженными танковыми траками, которые все еще портили пейзаж. Препятствия обнаружились и на пути. По дороге пришлось трижды останавливаться на пропускных пунктах, где дежурили греческие солдаты. И всякий раз форма Кирби позволяла проезжать дальше; Джексон каждом посту вручал фотографию Бельцига и приказ задержать его, если появится.
— Какие новости с фронта гражданской войны? — спросил Джексон на пути между двумя пропускными пунктами. — Мы побеждаем?
— Вы, сэр, наверное, знаете об этом лучше меня. — Кирби смотрел на дорогу. — Я ведь только что приехал. А официально приеду только через три месяца. Но, по слухам, дела не так уж хороши. ДСЭ тут, понимаете…
— Кто это? — спросил Рид с заднего сиденья. Ухабы и ямы заставили его побледнеть, и, чтобы сохранять равновесие, ему приходилось упираться рукой в потолок.
— Деемократикос Стратос Эладдас. — Марина поморщилась, услышав, что Кирби кое-как справляется с ее языком — примерно так же, как с передачами «паккарда». — Демократическая армия Греции. Для нас с вами — коммуняки. Как я слышал, дела у них идут неплохо. Они больше не нападают на колонны, а сразу пытаются занимать города. Сталин их снабжает через Югославию и Албанию. А теперь, когда англичане убрались отсюда — никого не хочу обидеть, — если мы не будем держать фронт, нас отбросят к самым Афинам. — Он покачал головой. — Черт знает что. Но и мы огрызаемся. Мне сдается, среди этих ребят в основном крестьяне да всякий сброд. У них духу не хватит на рукопашную.
— Нельзя быть таким самоуверенным, — предупредил его Грант. — Большинство из них научилось военному делу, сражаясь против фашистов. А до того они пять лет вели подпольную борьбу с диктатурой Метаксаса. Они и вас могут поучить, как вести грязные маленькие войны.
— Да им просто повезло, что кое-кто поставляет им оружие, — сухо заметил Мьюр. Его взгляд на миг встретил взгляд Гранта в зеркале заднего вида, но Грант тут же опустил голову, чтобы посмотреть на «стэн» у себя на коленях. Если он и испытывал сожаление, то никак этого не показал.
Через несколько миль дорога свернула с равнины и начала виться по горам. Чем выше она поднималась, тем ниже казалось небо. На ехавших в «паккарде» людей давил плотный потолок облаков, что заполняли промежутки между темными тощими соснами, толпой облепившими склоны. Дорога сошла почти на нет, превратившись чуть ли не в лесную просеку. Кирби, кажется, был очень утомлен борьбой с рулем, пытаясь преодолеть резкие подъемы и спуски, выбоины, камни и поваленные деревья, преграждавшие им путь. Пассажиры держались кто за что мог, стараясь дышать ровнее, а Грант, ухватив «стэн», всматривался в непроходимый и непроглядный лес.
Миновали деревню — унылое полуразрушенное поселение. Они бы решили, что деревня и вовсе заброшена, но в пустых окнах и разбитых дверных проемах шевелились тени, наблюдая за проезжавшей машиной. Джексон, зажатый на переднем сиденье между Грантом и Кирби, с трудом запустил руку за отворот пиджака, чтобы достать кольт из подмышечной кобуры.
Они проехали поворот на отроге горы и наконец увидели дом. Не заметить его было нельзя. Огромную часть склона срыли, и вместо нее по всей ширине протянулись две просторные террасы. Нижняя, похоже, была отдана под сад, а выше, на фоне огромной горной стены, высился дом, который сделал бы честь любому поместью в долине Луары. Все в нем, начиная от свинцовых листов широкой крутой крыши до стен из белого известняка, куртин и посыпанных гравием дорожек вокруг, наверное, было оптом импортировано из Франции. Скорее всего, именно так, решил Грант.
Дорога заканчивалась у кованых ворот. С воротных столбов сверху вниз смотрели два мраморных льва — надменно и пренебрежительно. Грант выпрыгнул из машины и попробовал открыть ворота. Они оказались заперты, но на одном из столбов нашлась черная латунная кнопка. Он нажал на нее и стал ждать.
Кирби высунул голову из окна автомобиля.
— Что, нет никого? — На фоне необъятной мрачной горы его голос казался тихим и слабым, словно сосны и облака поглощали все звуки.
— Ты говорил, он отшельник. Может быть…
Грант замолчал и повернулся, чтобы посмотреть на покрытую гравием дорожку. И широко открыл глаза. К ним шествовала прямая фигура в черном плаще и котелке, и гравий громко хрустел под ногами. В левой руке человек держал над головой черный зонтик, а в правой звенела связка ключей. В нем было что- то от банковского служащего или железнодорожного проводника. Человек четко остановился в трех футах от ворот и посмотрел на прибывших сквозь прутья решетки.
— Oui?[36]
На тыльную сторону ладони Гранта приземлилась пузатая дождевая капля — как раз в тот момент, когда Рид высунул голову из окна машины и произнес:
— Dites à Monsieur Sourcelles que le Professeur Arthur Reed est venu pour lui voir.[37]
Дворецкий (Грант решил, что это именно дворецкий) зашел за воротный столб и вытащил из-за него телефонную трубку. Он произнес несколько слов, выслушал ответ, кивнул.
— Для господина Сорселя это большая честь, ведь профессор Рид проделал такой долгий путь, чтобы навестить его. Он был бы очень рад познакомиться. Но — malheureusement[38] — он занят.
Грант подавил желание пригрозить дворецкому «стэном».
— Передайте господину Сорселю, что это очень важно. Передайте, что это касается глиняной таблички, которую он купил в сорок первом году в Афинах. Еще передайте, что его жизнь в опасности. И опасность исходит не от меня, — прибавил он.
Дворецкий внимательно посмотрел на него глубоко запавшими темными глазами. Потом с явной неохотой вновь взял телефонную трубку и произнес еще несколько слов.
— Oui. Oui. Bon.[39]
— Господин Сорсель приглашает вас войти.
Дворецкий открыл ворота, и машина въехала на подъездную дорожку, окруженную клумбами и лужайками, ивами и лавровыми изгородями. Дальше, за окаймлявшими владения тополями, Грант разглядел алебастровый профиль классического храма с куполом; наверное, просто павильон для отдыха, хотя рядом с домом он выглядел почти уместно.
Машина, скрипнув гравием, остановилась у подножия лестницы, которая вела в дом. Дождь пошел сильнее. Забыв о протоколе и манерах, пассажиры выскочили из машины, пробежали по ступенькам, накрыв голову кто пиджаком, кто сумкой, и влетели в дверь. Там они и остались стоять, дрожа и роняя на пол капли воды; наконец снова появился дворецкий и повел их дальше.
Внутри шато[40] (потому что никому не пришло в голову называть это строение виллой) было темно и холодно. Похоже, все здесь было вырезано из белого мрамора — полы, лестницы, выступавшие из стен коринфские пилястры. Мраморные бюсты, все как один античные, смотрели на них с мраморных пьедесталов, а мраморные атлеты играли мраморными мускулами в мраморных нишах.
— Мавзолей какой-то, — с трепетом произнес Джексон.
Цвет сохранился только на роскошных, написанных маслом картинах, украшавших стены между колоннами. Белогрудые нимфы соблазняли целеустремленных героев, алебастровые богини превращали
