Однажды в дверь постучали. Открыв ее, Боб увидел перед собой красивую молодую женщину, строгую, сдержанную, безукоризненно одетую и, возможно, слегка недовольную. Это была его дочь.

— Привет, красавица. Что ты здесь делаешь?

— Вопрос в том, что ты здесь делаешь? — сказала Ники.

— Полагаю, адрес тебе дала мама. Как она?

— У нее все замечательно. Она сражается. В этом ее главный талант.

— Точно.

Ники прошла в квартиру, чувствуя себя хозяйкой. В этом заключался ее талант, точнее, один из многих талантов. Она была в джинсах и высоких ковбойских сапогах, волосы забраны в хвостик. Ей было двадцать три года, она заканчивала университет в Нью-Йорке и собиралась стать писательницей.

— Ты обещал заехать в гости, помнишь?

— Ну, понимаешь… Ты ведь хорошо знаешь своего папочку. Иногда старый козел начинает забывать.

— Ты в жизни никогда ничего не забывал. Папа, во имя всего святого, что случилось? Я правда хочу знать. Эта японская штучка, что это такое?

Ники окинула взглядом комнату: на одной стене висело выведенное иероглифами изречение, подарок Филиппа Яно; на другой был рисунок тушью, изображающий сорокопута, сидящего на кривой ветке. Вся остальная обстановка состояла из голого деревянного пола, огромного телевизора, DVD-плеера и сотни с лишним коробок с дисками, на обложках которых красовались в основном иероглифы и мужчины с косичками и в причудливых одеждах. А еще повсюду высились стопки книг.

— Кока-колы не хочешь?

— А как насчет саке? По-моему, тут этот напиток подошел бы больше.

— Я завязал.

— В таком случае, похоже, тебе удалось спятить и без выпивки. Окончательно спятить.

Ники так и не научилась держать при себе то, что у нее на уме. Никто не мог определить, талант это или проклятие.

— По данному вопросу существуют различные мнения.

Девушка уселась на пол к стене. Боб уселся напротив.

— Что это за птичка?

— Она была нарисована в тысяча шестьсот сороковом году одним человеком по имени Миямото Мусаси.

— И кто он такой?

— Самурай. По мнению многих, величайший за всю историю. Он шестьдесят раз дрался в поединках и одержал шестьдесят побед. Мне нравится смотреть на этот рисунок и размышлять о нем. Еще я хочу понять технику мазков. Кроме того, Миямото Мусаси написал вот эти иероглифы. Видишь?

— И что они означают?

— «Сталь режет плоть, сталь режет кость, сталь не режет сталь». Это изречение подарил мне мистер Яно в тот самый день, когда он и вся его семья погибли.

— Господи… Ты хоть понимаешь, что это все сплошной бред? Ты хоть понимаешь, как беспокоится мама?

— Денег у нее достаточно. Никаких проблем быть не должно.

— У нее есть одна огромная проблема — муж, сошедший с ума.

— Я не сходил с ума.

— Расскажи это кому-нибудь другому. А мне объясни, какой во всем этом смысл. Что здесь происходит?

— Ну хорошо, ладно. Ты сама увидишь, что это никакой не бред. Тут все дело в мечах.

— В мечах?

— В японских мечах. В «душе самурая», как говорят в Японии.

— Похоже, ты поверил в эти дурацкие фильмы, которые разбросаны у тебя по всей квартире.

— Ты только послушай, хорошо? Выслушай меня.

Боб постарался вкратце рассказать о событиях последних нескольких месяцев, начиная с письма от заведующего отделом истории морской пехоты и заканчивая, по сути дела, тем моментом, когда Ники постучалась в его дверь.

— Значит, в Айдахо ты так и не вернулся? Вместо этого ты поселился здесь и зажил такой увлекательной жизнью.

— В отношении каждого серьезного дела у меня есть три принципа. Во-первых, начать прямо сейчас. Во-вторых, работать каждый день. В-третьих, довести до конца. Только так дело можно сделать, а все остальное — ложь. И вот, сойдя с самолета, я подумал: «Надо начать прямо сейчас. Немедленно». Я и начал.

— Господи, и что ты намерен делать дальше?

— Ну, наступит момент, когда я решу, что уже готов. Что узнал достаточно и могу вернуться. Тогда я как-нибудь во всем разберусь, убеждаясь в том, что правосудие свершилось.

— Но — поправь меня, если я ошибаюсь, — у тебя нет никаких свидетельств того, что эта трагедия не является результатом несчастного случая. Я хочу сказать, пожары время от времени случаются, и в них гибнут семьи. Такое происходит чуть ли не каждую неделю.

— Я все понимаю. Однако Филипп Яно предположил, что меч, который я ему привез, обладает определенной исторической ценностью. И вот сейчас, читая все это, осознавая, какое огромное значение для японцев по-прежнему имеют мечи, как они до сих пор мечтают об этих чертовых клинках, как их изучают, как с ними занимаются, я прихожу к выводу, что не все так просто.

— Сколько может стоить такой меч? Назови верхнюю планку.

— Тут дело не в деньгах. Хотя и денег он стоит немалых. Но для япошек стоимость меча измеряется не в деньгах.

— Не говори «япошки».

— Стараюсь. Просто время от времени вырывается само собой. Ничего не могу с собой поделать. Ладно, для японцев стоимость меча измеряется не в деньгах. Для них это нечто такое, что важнее денег. У них есть очень любопытные поверия, которые человеку стороннему могут показаться странными. Мне они тоже кажутся странными. Но по мере того как я пытаюсь в них разобраться, они начинают приобретать определенный смысл. К этому нельзя подходить с точки зрения американца. Это элемент японской культуры. Тут нужно учитывать значение и ценность клинка, престиж, каким могут обладать некоторые из них.

— А теперь послушай, как это выглядит со стороны. Например, с точки зрения психотерапевта. Он скажет: этот человек был сильным и смелым героем, он выделялся среди прочих людей. При этом он был упрямым, одержимым и снисходительным к собственным слабостям. Можно даже сказать, страдал самовлюбленностью. Он любил образ воина, свое отражение, которое видел в зеркале. Он об этом никогда не говорил, но это так. Он любил молчаливое уважение, с которым его встречали повсюду, и то, как его присутствие воспламеняло толпу, то, как он мог усмирить толпу одним строгим взглядом. Но затем он, как и все люди, состарился. Вдруг, неожиданно для самого себя, он оказался в отставке. Однако в глубине души он чувствует, что не хочет сидеть без дела на крыльце своего дома. Не хочет наблюдать за сменой времен года и считать деньги. Ему нужно настоящее дело. Он хочет продолжать жизнь воина. Рыбалка не для него. Поэтому, когда происходит что-то неординарное, он подключает к работе свои незаурядные способности и ум и находит некие таинственные причины, аналогии, улики, намеки, которые видит он один во всем мире, но не видят профессиональные полицейские следователи и специалисты по расследованию поджогов. И в результате получается чудовищный заговор, преступление, убийство — именно то, что требует решительных действий со стороны решительного человека, настоящего воина. И этот решительный человек — он сам. Это