– Нет. Подумал я, подумал, не нравится мне это. Уж больно опасно.
– Опасно! – пробормотал – к великому удивлению мальчиков – «глухонемной» испанец. – Тряпка!
Услышав его голос, мальчики внутренне ахнули и задрожали. Это был голос Индейца Джо! Наступило недолгое молчание. Затем Джо сказал:
– Ничем оно не опаснее последнего дельца, – а мы его провернули и ничего, не попались.
– Там все было по-другому. И по реке выше, и рядом ни одного дома. Никто и не узнает теперь, что это была наша работа, хоть она нам и не удалась.
– Ладно, а что может быть опаснее, чем тащиться сюда среди бела дня? Да на нас взглянуть довольно, чтобы заподозрить неладное.
– Я знаю. Но куда ж еще было податься после того дурацкого дела? Пора нам кончать с этой хибарой. Я бы еще вчера отсюда убрался, да на холме те чертовы мальчишки играли, никак мимо них проскочить не получалось.
От этих слов «чертовых мальчишек» снова пробила дрожь, ибо они поняли, как повезло им, вспомнившим про пятницу и решившим денек обождать. Жалели они теперь только о том, что не надумали обождать целый год.
Двое пришлецов вытащили какую-то провизию, перекусили. И наконец, Индеец Джо, все это время молча размышлявший о чем-то, сказал:
– Слушай, приятель, уходи-ка ты вверх по реке, к своим. И жди там вестей от меня. А я загляну еще раз в городок, осмотрюсь. Это «опасное» дельце мы обделаем после того, как я кое-что выведаю и как следует все обдумаю. А после в Техас! Вместе туда и рванем.
Товарища его это устроило. Вскоре оба они раззевались, и Индеец Джо сказал:
– Смерть как спать хочется. Давай, покарауль, теперь твой черед.
Он улегся, свернувшись в клубок, на траву и вскоре захрапел. Оборанец потряс его за плечо – раз, другой – Индеец затих. Прошло недолгое время и караульный тоже стал клевать носом; голова его клонилась все ниже, ниже – кончилось тем, что захрапели оба.
Мальчики вздохнули, протяжно и облегченно. Том прошептал:
– Другого случая не будет – пошли.
На что Гек ответил:
– Не могу – если они проснутся, я помру со страху.
Том настаивал, Гек упорствовал. В конце концов, Том поднялся на ноги и медленно двинулся к лестнице, один. Но первый же его шаг сопроводился таким жутким скрипом ополоумевшего пола, что Том упал на него, полуживой от страха. И на вторую попытку уже не решился. Мальчики лежали, подсчитывая тягучие секунды, пока им не стало казаться, что время скончалось и настала серенькая вечность – и потому они обрадовались, заметив вдруг, что солнце уже садится.
Наконец, один храпун умолк. Индеец Джо сел, огляделся по сторонам, сумрачно улыбнулся, увидев своего товарища, чья голова покоилась на приподнятых коленях, пнул его ногой и сказал:
– Эй! Тоже, караульщик! Ну да ничего, все обошлось.
– Черт! Я что, заснул?
– Да заснул малость. Ладно, партнер, еще немного и пойдем. Что будем делать с остатками хабара?
– Не знаю, – может, оставим здесь, как раньше делали? А тронемся на юг, заберем. Шестьсот пятьдесят серебром – не натаскаешься.
– Ну что же, годится… лишний раз сюда заглянуть – дело нехитрое.
– Верно – только давай ночью, как раньше, – так оно надежнее будет.
– Да, но послушай: мало ли что, случай обделать то дельце, может, еще не скоро представится, а место это не очень надежное, так что давай-ка мы денежки наши зароем – да поглубже.
– Это мысль, – согласился второй и, перейдя комнату, опустился на колени у очага, сунул в него руку, приподнял одну из его подовых плит, самую дальнюю, и вытащил из-под нее приятно зазвеневший мешок. Затем он извлек из мешка двадцать, не то тридцать долларов – себе на расходы – и столько же для Индейца Джо, а после отдал мешок ему. Индеец отнес мешок в угол комнаты, опустился на колени и стал копать длинным ножом яму.
Мальчики вмиг позабыли все свои страхи и с вожделением следили за каждым движением Джо. Удача! – и блеск ее превосходил всяческое воображение! Шесть сотен долларов – деньги, способные сделать богатеев из дюжины мальчишек! О таком счастье любой искатель сокровищ мог только мечтать – теперь им не придется строить утомительные догадки насчет того, где лучше копать. Они то и дело подпихивали друг друга локтями – движения красноречивые и удобопонятные, означавшие: «Ну что, не жалеешь теперь, что мы сюда забрались?».