– А для чего же еще?
– Я хотел дать вам знать, что горевать по нам не надо, потому что мы вовсе не утонули.
– Ах, Том, Том, да если бы я поверила, что ты способен на такую заботливость, благодарнее меня не было бы человека на свете, но ты же знаешь – нет, не способен, – и я это знаю, Том.
– Но я же для этого и переплыл реку, тетя, – вот провалиться мне на этом месте.
– Ах, Том, не лги, не надо. Мне от этого только в сто раз хуже станет.
– Я не лгу, тетя, я правду говорю. Я не хотел, чтобы вы убивались, только потому и приплыл.
– Я отдала бы все на свете, лишь бы поверить тебе, Том, – такой поступок искупил бы все твои грехи. Я даже порадовалась бы тому, что ты убежал из дома и вел себя так дурно. Да ведь как в это поверишь, ты же так ни о чем нам знать и не дал, а почему?
– Понимаете, тетя, когда вы заговорили о похоронах, я вдруг представил, как мы приплывем сюда и спрячемся в церкви, ну и не смог отказаться от такой хорошей мысли. Поэтому я засунул кору обратно в карман и ушел.
– Какую еще кору?
– Ну, ту, на которой написал, что мы ушли в пираты. Теперь-то я думаю, что лучше бы вы проснулись, когда я вас поцеловал, – я правда так думаю.
Морщинистое лицо тети Полли разгладилось, в глазах ее засветилась нежность.
– Так ты
– Ну конечно, тетя.
– Ты в этом уверен?
– Ну а как же, тетя, – конечно, уверен.
– А почему ты меня поцеловал, а, Том?
– Потому что я так вас любил в ту минуту, а вы лежали здесь и стонали, и мне стало вас очень жалко.
Что же, слова эти походили на правду. И старушка, не справившись с дрожью в голосе, сказала:
– Поцелуй меня еще раз, Том! – ну вот, а теперь беги в школу, не мешай мне.
Как только он удалился, тетя Полли подбежала к чулану и вытащила из него то, что еще уцелело от куртки, в которой пиратствовал Том. Но тут же и замерла, держа крутку в руках, и сказала себе:
– Нет, не решусь я на это. Бедный мальчик, конечно же, он солгал мне, – но ведь это святая ложь, святая, и она так меня утешила. Я надеюсь, Господь… нет, я
Она вернула куртку в чулан, постояла с минуту, раздумывая. Дважды рука ее снова тянулась к куртке и дважды отдергивалась. Но, наконец, тетя Поли протянула руку в третий раз, укрепив свою решимость мыслью: «Это благая ложь – да, благая – и она ничуть меня не огорчит». Старушка залезла в карман куртки и миг спустя уже читала сквозь слезы слова, которые Том написал на коре, и говорила себе: «Вот теперь я прощу моего мальчика, даже если он совершит миллион грехов!».
Глава XX. Том спасает Бекки от порки
Что-то, присутствовавшее в поцелуе тети Полли, сняло подавленность Тома, как рукой, на сердце у него снова стало легко и весело. Он направился к школе и в самом начале Луговой улицы удача свела его с Бекки Тэтчер. А поскольку настроение Тома всегда определяло его поступки, он, ни секунды не поколебавшись, подбежал к ней и сказал:
– Сегодня я вел себя очень гадко, Бекки, и жалею об этом. Я никогда, никогда больше так не поступлю, до конца моих дней – прости меня, ладно?
Девочка остановилась и смерила его презрительным взглядом:
– Спасибо, что не стали навязывать мне ваше общество, мистер Томас Сойер. Я с вами больше не разговариваю.
И, тряхнув головой, пошла дальше. Тома ее слова огорошили до того, что ему не хватило даже присутствия духа сказать: «Ну и наплевать, мисс Воображала!», а когда он собрался с мыслями, подходящее для такого высказывания время было уже упущено. Поэтому Том не сказал ничего. Но разозлился ужасно. В школьный двор он вступил, помрачнев пуще прежнего, жалея, что Бекки не мальчишка, и воображая, как бы он тогда ее отмутузил. Столкнувшись с ней во дворе, он произнес пару язвительных слов. Она выпалила в ответ, нечто под стать им и разрыв детей стал окончательным. Негодование Бекки ощущала такое, что ждала и
