– Вовсе не шучу. Это тебе блестящая мысль в голову пришла.

– Нет! вздор! – вскрикнул опять Волынцев, – я драться, драться с ним хочу!..

– Опять! Экой ты, брат, сегодня с колером!..

Человек вошел с письмом в руке.

– От кого? – спросил Лежнев.

– От Рудина, Дмитрия Николаевича. Ласунских человек привез.

– От Рудина? – повторил Волынцев. – К кому?

– К вам-с.

– Ко мне… подай.

Волынцев схватил письмо, быстро распечатал его, стал читать. Лежнев внимательно глядел на него: странное, почти радостное изумление изображалось на лице Волынцева; он опустил руки.

– Что такое? – спросил Лежнев.

– Прочти, – проговорил Волынцев вполголоса и протянул ему письмо.

Лежнев начал читать. Вот что писал Рудин:

«Милостивый государь, Сергей Павлович!

Я сегодня уезжаю из дома Дарьи Михайловны, и уезжаю навсегда. Это вас, вероятно, удивит, особенно после того, что произошло вчера. Я не могу объяснить вам, что именно заставляет меня поступить так; но мне почему-то кажется, что я должен известить вас о моем отъезде. Вы меня не любите и даже считаете меня за дурного человека. Я не намерен оправдываться: меня оправдает время. По-моему, и недостойно мужчины, и бесполезно доказывать предубежденному человеку несправедливость его предубеждений. Кто захочет меня понять, тот извинит меня, а кто понять не хочет или не может – обвинения того меня не трогают. Я ошибся в вас. В глазах моих вы по-прежнему остаетесь благородным и честным человеком; но я полагал, вы сумеете стать выше той среды, в которой развились… Я ошибся. Что делать?! Не в первый и не в последний раз. Повторяю вам: я уезжаю. Желаю вам счастия. Согласитесь, что это желание совершенно бескорыстно, и надеюсь, что вы теперь будете счастливы. Может быть, вы со временем измените свое мнение обо мне. Увидимся ли мы когда-нибудь, не знаю, но во всяком случае остаюсь искренно вас уважающий Д. Р.».

«Р. S. Должные мною вам двести рублей я вышлю, как только приеду к себе в деревню, в Т…ую губернию. Также прошу вас не говорить при Дарье Михайловне об этом письме».

«Р. Р.S. Еще одна последняя, но важная просьба: так как я теперь уезжаю, то, я надеюсь, вы не будете упоминать перед Натальей Алексеевной о моем посещении у вас…»

– Ну, что ты скажешь? – спросил Волынцев, как только Лежнев окончил письмо.

– Что тут сказать!– возразил Лежнев, – воскликнуть по-восточному: «Аллах! Аллах!» – и положить в рот палец изумления – вот все, что можно сделать. Он уезжает… Ну! дорога скатертью. Но вот что любопытно: ведь и это письмо он почел за долг написать, и являлся он к тебе по чувству долга… У этих господ на каждом шагу долг, и все долг – да долги, – прибавил Лежнев, с усмешкой указывая на post-scriptum.

– А каковы он фразы отпускает!– воскликнул Волынцев. – Он ошибся во мне: он ожидал, что я стану выше какой-то среды… Что за ахинея, господи! хуже стихов!

Лежнев ничего не ответил; одни глаза его улыбнулись. Волынцев встал.

– Я хочу съездить к Дарье Михайловне, – промолвил он, – я хочу узнать, что все это значит…

– Погоди, брат: дай ему убраться. К чему тебе опять с ним сталкиваться? Ведь он исчезает – чего тебе еще? Лучше поди-ка ляг да усни; ведь ты, чай, всю ночь с боку на бок проворочался. А теперь дела твои поправляются…

– Из чего ты это заключаешь?

– Да так мне кажется. Право, усни, а я пойду к твоей сестре – посижу с ней.

– Я вовсе спать не хочу. С какой стати мне спать!.. Я лучше поеду поля осмотрю, – сказал Волынцев, одергивая полы пальто.

– И то добре. Поезжай, брат, поезжай, осмотри поля.

И Лежнев отправился на половину Александры Павловны. Он застал ее в гостиной. Она ласково его приветствовала. Она всегда радовалась его приходу; но лицо ее осталось печально. Ее беспокоило вчерашнее посещение Рудина.

– Вы от брата? – спросила она Лежнева, – каков он сегодня?

– Ничего, поехал поля осматривать.

Александра Павловна помолчала.

– Скажите, пожалуйста, – начала она, внимательно рассматривая кайму носового платка, – вы не знаете, зачем…

– Приезжал Рудин? – подхватил Лежнев. – Знаю: он приезжал проститься.

Александра Павловна подняла голову.

– Как – проститься?

– Да. Разве вы не слыхали? Он уезжает от Дарьи Михайловны.

– Уезжает?

– Навсегда; по крайней мере он так говорит.