– Да-да, – пробормотал герцог, – помолчи, Чезаре. Разве ты не понимаешь, что с ним погибнет и тайна? Надо найти другой способ…

– Теперь я пойду домой. Пусть Чезаре проводит меня до дверей и последит, чтобы меня пропустили свободно. Книгу и свечу я возьму с собой… для безопасности.

Герцог задумался.

– Ну что же, – сказал он, – у меня нет выбора. Чезаре, ты проводишь нашего юного друга из дворца и присмотришь, чтобы никто не коснулся его и пальцем. – Он повернулся к Алану. – А ты дашь мне слово, что на улице вернешь Чезаре книгу в обмен на свободу.

– Конечно, нет, – рассмеялся Алан. – Я молод, но не настолько глуп. Я вряд ли благополучно доберусь до дому, если верну тебе этого заложника на пороге дворца. Нет, твой Гомер останется у меня, пока я не окажусь перед дверями мессера Мануция.

– Ни за что! – Взгляд герцога стал ледяным. – Эта книга не покинет пределов дворца.

– Она вернется в него в целости и сохранности, – пообещал Алан. – Пусть Чезаре пойдет со мной, и я даю тебе слово, что отдам ему Гомера на пороге дома мессера Мануция. Но только прикажи ему вести себя благоразумно – объясни ему, что, если книга погибнет, ты, как его господин, накажешь его.

– Я не дурак, – огрызнулся Чезаре.

– Придется подчиниться, – устало сказал герцог. Алан с трудом скрыл свою радость.

– Отлично. Что поделаешь, один из нас должен положиться на обещание другого. Ну, а после событий этого вечера я предпочту, чтобы тебе пришлось довериться моему слову, а не наоборот. Ты готов, Чезаре? Нет, оставь свой кинжал здесь, он тебе не понадобится. Доброй ночи, синьор.

Вслед за хмурым молодым итальянцем Алан вышел из библиотеки. Чезаре провел его назад по длинным галереям, вниз по широкой лестнице в квадратный зал, выходивший на улицу. При их появлении несколько вооруженных людей, сидевших там, вскочили на ноги и почтительно поклонились. Чезаре молча прошел мимо, и Алан, внимательно вглядывавшийся в их лица, решил, что он не подал им никакого незаметного знака. Если их и удивило, что гость идет по ярко освещенным апартаментам с зажженной свечой в руке, они ничем не выдали своего изумления. На всякий случай Алан отстал от Чезаре еще шага на два.

На крыльце он на секунду остановился и, бросив свечу, быстро выдернул из кольца пылающий факел. Чезаре оглянулся, чтобы выяснить, почему он задержался.

– Может подняться ветер, – любезно объяснил Алан. – Если бы он задул мою свечу… мне было бы труднее добраться до дому. Возможно, ты тоже об этом подумал…

Чезаре еще больше нахмурился, но ничего не ответил и пошел вперед. Алан не имел ни малейшего представления, где именно они находятся, однако он решил, что итальянец ведет его правильно – ведь Чезаре не имело никакого смысла обманывать его до тех пор, пока у него в руках оставались книга и факел.

И все же Алану было не по себе, пока они шли по узким улочкам и набережным, по длинным мостам и коротким узеньким мостикам. Наконец они пересекли широкую площадь и пошли под колоннадой, погруженной в угрожающий полумрак. Город еще веселился, но улицы уже опустели – люди расходились по домам, чтобы продолжить празднество в дружеском кругу. Порой навстречу этой странной паре попадались кучки громко распевающих гуляк, но чаще вокруг никого не было видно.

Не было видно… Но Алана не оставляло странное ощущение, что позади них, прячась в тень, крадутся какие-то люди, что из-за углов впереди на них устремлены настороженные взгляды. Он шел, словно одинокий путник по зимнему лесу, где за каждым деревом ему чудятся волки.

И, не выдержав, он крикнул шедшему впереди Чезаре:

– Я не слеп! Если твой герцог задумал предательство, он не захватит меня врасплох! – И он многозначительно взмахнул факелом.

– Не беспокойся, – бросил через плечо Чезаре. – Неужели ты думал, что он не примет мер предосторожности? Они тут, чтобы охранять его Гомера, а не нападать на тебя.

Тем не менее Алан от души обрадовался, когда увидел темную громаду церкви Святого Августина, а мгновение спустя – и звеневший музыкой и смехом дом Альда с гостеприимно распахнутыми дверями. И тут он с удивлением сообразил, что все это опасное приключение заняло меньше двух часов. Он думал, что его хватились, что Антонио с друзьями в тревоге бросился на розыски, а на самом деле он только чуть-чуть опоздал к ужину.

– Ну-ка, остановись, – сказал он Чезаре и, пройдя мимо него к дверям, осторожно положил Гомера на каменную ступеньку и, вставив факел в пустое кольцо на стене, добавил самым любезным тоном: – Я думаю, факел пригодится тебе для обратной дороги. Спокойной ночи!

– На этом наше знакомство еще не кончилось, – заметил Чезаре.

– Боюсь, ты сочтешь меня грубым, если я скажу, что от души хочу, чтобы мы больше не встречались, однако это так.

Алан быстро взбежал по ступенькам. На углу к этому времени скопилось много черных теней, а он вдруг вспомнил, что итальянцы умеют метко бросать ножи.

Когда ужин кончился, Алан шепнул Альду, что им нужно поговорить наедине. В своей комнате книгопечатник с тревогой выслушал рассказ юноши.

– Ты говоришь, что на гербе был изображен золоченый ястреб или сокол? Да, это, несомненно, был герцог Молфетта. Он живет в Венеции как изгнанник, потому что его бывшие подданные предпочли учредить республику. Его прозвали Ястребом, и у него на службе состоит гнусный негодяй, по имени Чезаре Морелли.

– Не могу его понять, – заметил Алан. – Какое противоречие! Он так любит книги… И все же готов похищать, убивать!

– К сожалению, в Италии такие люди не редкость, – со вздохом ответил Альд. – Они страстно влюблены в красоту, и особенно в красоту античного искусства и литературы. Они любят ее так же искренне, как ты или я. Но, кроме того, они – люди нашего века, а в Италии это век предательств и заговоров, отравлений и убийств из-за угла. Они упиваются высокой и ясной философией Платона… а потом идут и убивают не