условно…
По словам Явлинского, услышав это, бедный бывший зэк Ковалев чуть в обморок не упал.
К этому времени неофициальный Клуб уже институализировался в серьезную, влиятельную, единственную в стране действительно независимую ассоциацию журналистов: Московскую Хартию журналистов. Каждый из нас добровольно подписался под правилами, которые он обязался выполнять в профессии. Хартия гласила, в частности, что журналист не принимает платы за свой труд от источников информации, лиц и организаций, заинтересованных в обнародовании либо сокрытии его сообщения.
Кроме того, каждый из нас поставил свою подпись под тем, что журналист отстаивает права своих коллег, соблюдает законы честной конкуренции, добивается максимальной государственной открытости государственных структур. А также избегает ситуаций, когда он мог бы нанести ущерб личным или профессиональным интересам своего коллеги, соглашаясь выполнять его обязанности на условиях, заведомо менее благоприятных в социальном, материальном или моральном плане.
Именно эти пункты нашей журналистской Декларации прав человека очень скоро стали так болезненно актуальны для многих из нас. Ровно с такой гордой и свободолюбивой цеховой конституцией мы, ведущие политические журналисты страны, и встретили внезапно обрушенные на нас олигархами информационные войны, а потом – путинский разгром негосударственных СМИ. И в какой мере каждый из нас сдержал это добровольное обещание, скрепленное подписью, – судить теперь только нам самим.
Турфирма Президент и Компания
Кремлевская школа привила мне, пожалуй, единственную полезную привычку: всегда иметь с собой загранпаспорт и две фотографии. Потому что по первому зову кремлевского горна нужно было бросать все и нестись сломя голову на Старую площадь, в отдел аккредитации – сдавать паспорт на визу.
При Ельцине эти внезапные звонки означали, что президент опять ожил и готов к полету. А при Путине – что на Старой площади опять закончилась стопка из 20 моих фотографий, заранее привезенных туда всего за пару недель до этого.
Дедушкины медицинские показатели надежно защищали журналистский пул от всей этой насажденной Путиным бодрой мальчишеской мельтешни туда-сюда по миру задрав штаны. Прежде, из-за постоянных ельцинских болезней, выездной жанр в жизни кремлевского пула был редок и изыскан.
Помню свой сильнейший эстетический шок от первой зарубежной поездки с Ельциным: едва самолет приземлился на заморской земле, журналистки кремлевского пула, словно отряд дрессированных обезьянок, в ту же секунду, как по команде, вытащили из похожих сумочек совершенно одинаковые солнечные очки и синхронно нацепили их на себя как выездную униформу.
Друзья мои! Даю вам три дня на разграбление города! – кидал свой фирменный боевой клич предводитель ельцинской турфирмы – колоритный начальник отдела аккредитации Сергей Казаков. К моменту приезда журналистов Сергей Палыч, как он сам нам жаловался, уже неделю не щадя себя, сидел и пил напитки с хозяевами отелей, чтобы выбить выгодные тарифы.
Кстати, сейчас, при Путине, этот выгодный кремлевский туристический бизнес (обороты которого с тех пор, как нетрудно догадаться, многократно возросли прямо пропорционально физической активности нового президента) и вовсе откровенно отдали на откуп специально назначенной придворной туристической фирме – Моско.
Дальнейшая программа журналисткого пула была проста. Сначала на фоне чужеземного пейзажа президентские девушки с пристрастием оглядывали друг друга с ног до головы:
– Хм, у тебя новые сапоги… Хорошие, только этот каблук уже вышел из моды.
– А ты почему опять постриглась не у моей парикмахерши?! Ты что, специально каждый раз уродуешь себя – назло мне?!
И весь пул в принудительном порядке всегда бывал оповещен, когда одна из наших коллег начинала вдруг носить трусики стринги.
А затем начинался самый страшный и самый неотвратимый пункт зарубежной программы: коллективный шоппинг, исключительно в контексте которого и воспринимался дружным кремлевским коллективом каждый новый город.
С моей патологической аллергией на культмассовые походы в магазины, отдающие какими-то советскими загранкомандировками, мне то и дело приходилось малодушно линять от коллег под любым удобным предлогом. А иногда – и без оного.
Как же подло, помню, однажды в Хитроу, сказав подружкам: Сейчас-сейчас… – я метнулась за угол и, прямо как в старомодных детективах, нырнула в первый попавшийся спасительный кеб и крикнула водителю: Вперед!
Впрочем, я давно заметила странную закономерность: каждый раз, когда во мне вдруг просыпается снобизм к ближним, жизнь моментально заставляет меня побывать в их шкуре. Ровно так же произошло и с моим брезгливым отношением к шопингу. Однажды, еще в университетское время, сидела я в Исторической библиотеке и писала реферат про Декамерон – и случайно встретила там своего бывшего одноклассника Мишу Ламицкого, который бодро сообщил:
– Вот только что из Рима вернулся…
– Ух ты! Понравился Сан-Пьетро? – с завистью спросила я, в тот момент в Риме побывать еще не успевшая.
– Да не-е! Ты меня не так поняла! Мы туда с батяней по бизнесу ездили – кроссовки закупать. А че такое этот Пьетро? Опиши мне, может, я его и видел!
Я еще долго не могла оправиться от этого разговора.
И вот случилось так, что впервые в жизни в Рим я приехала вместе с Ельциным. И как назло, из-за своего бытового идиотизма, оказалась одета совсем не по погоде: потому что в Москве в феврале было минус десять, а в Риме -плюс десять. А через несколько часов нужно было ехать в аэропорт встречать президента. И первое, что мне пришлось сделать, – это побежать на знаменитую торговую улицу Via
