пикетов, на регулярную поставку им горячего питания, на пособия профессиональным пикетчикам. А два ведущих телеканала – ОРТ Березовского и НТВ Гусинского – выступают точно по-ленински – как коллективный агитатор и коллективный организатор масс…
И тут же Игорь пояснил и причину своей откровенности:
– Знаете, у всех есть какие-то связи, отношения, интересы, но есть же еще и интересы власти в целом. И когда стабильность власти ставится под угрозу одним из ее друзей, то власть должна этого своего зарвавшегося друга поставить на место…
– Игорь, а президент вообще-то замечает, что против него ведет войну главный друг главы его собственной администрации Валентина Юмашева? – поинтересовалась я.
– А что нам делать?! – возопил Шабдурасулов. – Мы же не можем схватить Бориса Абрамыча за руку! Дураку понятно, что сам он на рельсы не ляжет!
Шабдурасулов заверил, что Юмашев откомандирован президентом утихомиривать Березовского.
Юмашевский заместитель попросил всех журналистов отразить в статьях, без ссылки на него, что в Кремле есть четкое понимание ситуации.
Что я в этот же день, разумеется, и сделала на страницах Русского Телеграфа, где в тот момент работала.
Статья вызвала скандал. Скандальным было именно то, что, констатируя вторую серию войны, начатую Березовским и Гусинским при поддержке их телеканалов и других СМИ против правительства и президента, я ссылалась на высокопоставленный кремлевский источник. До тех пор все рассуждали о подстрекательской деятельности НТВ и ОРТ исключительно исходя из собственных наблюдений за телепередачами или со слов анонимных источников в противоположном (чубайсовском и кириенковском) военном биваке.
И именно эта публикация косвенно стала детонатором раскола, который произошел в нашей Хартии журналистов.
Через несколько дней мне позвонила растерянная Маша Слоним:
– Ленка, только не падай в обморок: ты объявлена антисемитом!
Я аж поперхнулась.
– Да вот, хотела собрать Хартию в эту пятницу – обсудить, что нам делать с этой новой информационной войной… – невесело пояснила Машка, – а Веник
– Что за бред?! Я в Русском Телеграфе – вообще единственное русскоязычное меньшинство! – засмеялась я. – Володька – наполовину еврей. А Тодрес – вообще на двести процентов. Да если бы мы начали судить по национальности сотрудников, то Русский Телеграф вообще уже давно надо было бы переименовать в Еврейский Телеграф!
Но Машке уже было явно не до смеха:
– Нет, Ленка, ты не понимаешь, там у них на Эхе – все серьезно. Ты не представляешь, какой я только сейчас бой выдержала со стороны Бунтия
– Ну хорошо, а чем-нибудь конкретным, кроме пятого пункта, меня попрекают? – поинтересовалась я.
– Да… Какой-то даже не твоей статьей, которая вышла в Русском Телеграфе под заголовком Гусинский купил еврейскую Вечерку.
Я тут же залезла в архив Телеграфа и отыскала там эту статью про покупку Гусинским израильской газеты Маарив. Я прекрасно знала по своим друзьям в Израиле, что люди там предпочитают идентифицировать себя не как евреи, а как израильтяне – но, разумеется, совсем не потому, что считают слово еврей непечатным, а, наоборот – во избежание обвинений в национализме. Поэтому в заголовке про еврейскую Вечерку ничего особо криминального я не нашла. Содержание же самой статьи, вопреки всем информационным войнам, было и вовсе сугубо лояльным по отношению к Гусинскому. Никаких оценок там вообще не содержалось – только информация.
А когда я стала выяснять у коллег, кто скрывался под неизвестным мне женским псевдонимом, который стоял под заметкой, то и вовсе оказался анекдот: статью написал известный журналист Антон Носик. Безупречно обрезанный со всех сторон, не волнуйся! – как поспешили заверить меня наши общие с ним друзья.
В общем, вот так, из-за правоверного Носика, я вдруг и стала антисемитом.
Этой пропагандистской второй мировой наша журналистская Хартия уже не пережила. Партком в квартире у Маши Слоним был временно заколочен доской Все ушли на фронт. Мы не собиралась в полном составе несколько месяцев. Вернее, – Лешка Венедиктов к нам не приходил. А Машка просто собирала у себя выпить и закусить оставшуюся, интернациональную часть, которая не принимала настолько близко к сердцу ни разборки воюющих между собой олигархов, ни их национальности.
Но, к счастью, очнуться от гипнотического сна, навеянного чересчур близким общением с олигархами, моим коллегам оказалось очень просто. Как только в стране грянул полномасштабный финансовый и политический кризис, приближение которого так активно готовили олигархи, никому уже мало не показалось. И когда мы, журналисты, оказались перед лицом новой общей угрозы – примаковского реванша, – нам стало уже не до разборок между собой, точно как же как Грегори Пэку в хичкоковском фильме Завороженный, для того чтобы прийти в себя, достаточно было просто вспомнить, что профессора убил не он, а совсем чужой дядя или, точнее, как гласит русско-еврейский фольклор: А я Дедушку не бил, а я Дедушку любил.
