бы застарелой болью, хотя она и не видела брата девять, а то и десять лет. Филипп был ей чужим, а теперь навсегда таковым и останется. И все-таки она будет молиться за упокой его души.

– Твой отец требует, чтобы ты присутствовала на похоронах, чтобы брат твой был погребен подобающим образом, – продолжала Германа надтреснутым голосом, и глаза ее увлажнились.

Необычное поведение строгой наставницы удивило Грей. Она даже не подозревала, что Германа способна на какие-то иные чувства, кроме гнева и недовольства.

– А так как ты теперь единственная надежда отца на то, что в вашей семье может появиться наследник по мужской линии, – продолжала Германа, – то вряд ли ты к нам когда-нибудь вернешься.

Уехать из Арлеси? Навсегда? Грей взглянула на потрясенное лицо своей наставницы, сердце девушки замерло, руки разжались, и истерзанный букет с тихим шорохом упал на холодные камни.

Ее молитвы были услышаны. Ее освободят от принудительных обязательств. Но через мгновение мимолетная улыбка исчезла с лица девушки. Почему Господь ждал последнего момента, чтобы явить свою милость и исполнить ее желание? Не испытывал ли он ее? Не…

– Ты должна ехать немедленно, – сказала Германа. – Я прикажу упаковать твои вещи и отправить их тебе позднее.

– Мне надо переодеться, – прошептала Грей, разглаживая складки своего подвенечного одеяния.

– Задерживаться нельзя, – отрезала наставница. – Ты должна ехать сейчас же, чтобы добраться домой до наступления темноты.

Грей не собиралась спорить, только кивнула и, подобрав юбку, не произнося ни слова, прошла мимо Германы. Дрожа от волнения, она подошла к рыцарю, доставившему послание.

Этот худощавый человек был гораздо старше, чем казалось на расстоянии. Видно, ему было уже за сорок, и каждая морщина на суровом лице еще больше подчеркивалась худобой.

– Леди Грей, – заговорил посланник. – Я сэр Уильям Ротвильд, лорд Сулльский, вассал барона Эдуарда Чарвика.

В его взоре Грей уловила холодность, о причине которой не стала гадать, хотя нельзя было не заметить жесткий блеск его глаз. Склонив голову, Грей сжала руки перед грудью:

– Сэр Уильям…

– Отправимся в путь, – он взял ее за локоть. – Ваш отец ждет вас в Медланде.

В последний раз оглянувшись назад, Грей не остановила взгляда на Германе, а быстро посмотрела на аббатису. На этот раз сомнений не оставалось: лицо женщины озарилось улыбкой.

С метлой в одной руке и с тряпкой в другой, Грей остановилась передохнуть и критическим взором окинула холл. Благодаря ее неустанным трудам и усилиям, за прошедший месяц замок претерпел много изменений внутри и снаружи, но нигде перемены к лучшему не были столь разительны, как здесь, в главном холле.

Исчезла гнилая солома, покрывавшая пол прежде. Грей приказала выкинуть ее в первый же день по приезде в Медланд. Теперь пол был устлан свежим тростником, пахнувшим травами. Выметена паутина, скопившаяся в ужасающих количествах, вытерт толстый слой пыли. Темные матерчатые занавески на окнах, через которые проникали лишь холодные сквозняки, заменены промасленным полотном, пропускавшим рассеянный дневной свет. Столы и скамьи, готовые вот-пот рухнуть под весом мужчины, отремонтированы, но они не выглядели лучше, несмотря на все старания Грей. Даже старые, потрепанные гобелены были за эти дни починены и вычищены.

И все же Грей с печальным вздохом вынуждена была признать, что, сколько бы она ни трудилась, Медланд никогда не будет выглядеть великолепно. Но, по крайней мере, сейчас он хоть стал пригодным для жилья. И благодарить за это следовало слуг – без их помощи ей не удалось бы привести в порядок запущенный замок, несмотря на всю решительность.

Со стороны Грей потребовалось большое терпение и постоянное проявление интереса к причинам столь удручающего состояния отцовского жилища, прежде чем люди начали говорить с ней откровенно. Отбросив, наконец, суеверные опасения насчет дьявольского пятна на виске девушки, они рассказали ей, что происходило во владениях барона за последние годы.

Четыре года тому назад барон доверил управление Медландом своему любимому сыну Филиппу, и из этого не получилось ничего хорошего. Не заботясь о благополучии народа, жившего на землях отца, молодой лорд швырял на ветер и время, и деньги.

На второй год его упущения привели к тому, что уменьшились запасы продовольствия для обитателей замка. Тогда он забрал припасы и зерно, хранившиеся для посевов у жителей деревень. Это привело к обнищанию ранее зажиточных крестьян, и зимой их настиг голод.

Филипп был жестоким хозяином; назначал ужасные наказания за малейшие провинности и пользовался своей властью, чтобы заполучить для постельных утех девушек из замка, а также деревенских женщин. Шепотом передавались слухи о том, что в своей жестокости он не останавливался и перед смертоубийством, если кто-то вызывал его недовольство, и что именно так отдала Богу душу покойная жена молодого господина.

Грей предпочла не слишком вдаваться в эти горестные подробности: уж слишком тягостны они были. Она с жаром принялась исправлять недостатки и устранять акты несправедливости, что, прежде всего, и привлекло на ее сторону простых людей. Пришлось набраться смелости, чтобы открыть закрома отцовских кладовых и раздать большую часть зерна крестьянам, но она сделала это. Барон и его приближенные были недовольны, но никто не выступил против Грей открыто.

Девушка прошлась по деревне и по полям за стенами замка и с облегчением обнаружила, что злаки на полях крестьян росли лучше, чем на землях их господина, но не стала говорить об этом отцу из страха, что тот снова потребует урожай, выращенный бедняками.

Грей приняла меры, чтобы скудный урожай с полей лорда был собран, а поля, оставшиеся под паром, вспаханы и засеяны, хотя делалось это не без понуканий. Однако Грей понимала, что даже если удалось собрать урожай поздних злаков, запасов могло не хватить на всю долгую зиму, которую предвещали резкие осенние ветры. Многое ей удалось исправить, но еще больше предстояло сделать.

С этой мыслью Грей распрямилась и вытерла разгоряченное влажное лицо тыльной стороной ладони. Возникло искушение снять со лба тесную повязку, но она сразу же подавила это желание. Несколько раз за прошедшую неделю девушка подумывала о том, чтобы отказаться от повязки, но привычное чувство безопасности, которое Грей испытывала, пока повязка прикрывала пятно, удержало ее от опрометчивого шага. Она пока не была готова стать объектом еще большего любопытства, чем то, которому подвергалась до сих пор.

– Леди Грей, – прервал ее размышления чей-то голос.

Девушка прислонила метлу к стене и обернулась. Навстречу ей через холл шел молодой рыцарь, которого она заметила в день приезда из аббатства, сэр Майкл Тревье. На первых порах он помогал ей наводить порядок и ладить с обитателями замка. Тогда он был сама любезность, всегда старался угодить и оказать помощь в любом ее начинании. Но все это осталось в прошлом.

Две недели тому назад он бросил вызов тому рыцарю, которого отец выбрал ей в мужья. Майкл хотел получить Грей для себя и приготовился завоевать ее руку и сердце. Однако Эдуард Чарвик был непреклонен и оставил в силе свое решение, что мужем Грей станет сэр Уильям Ротвильд, доставивший послание барона в аббатство и сопровождавший его дочь в отчий дом.

В гневе Майкл обрушил на Уильяма град оскорблений, указывая на его физический недостаток и преклонный возраст, что могло помешать ему стать отцом того наследника мужского пола, которого так хотел иметь Эдуард.

Грей предпочла бы выйти замуж за Майкла, а не за выбранного отцом старика отталкивающей наружности, но, чтобы избежать кровопролития, она заявила, что согласна выйти замуж за Уильяма.

Хотя ей и удалось убедить двоих претендентов не хвататься за мечи, но Майкл уже не был ее защитником. Больше он ей не улыбался, не старался развеять ее опасения. Он явно избегал Грей, стал совсем чужим. Она по нему скучала.

– У задних ворот стоит торговец, который говорит, что у него для вас есть хорошие ткани, – сказал Майкл, останавливаясь перед девушкой.

– Ткани? – нахмурилась Грей, пытаясь вспомнить, когда и с какой целью заказывала их. – Ах да,