– Брекенриджу едва исполнилось тридцать, – заметил Майкл.
– Тридцать один, – язвительно возразила она.
– И в тридцать один он считается одним из самых известных в обществе распутников, если не самым известным.
Майкл резко вскочил, провел рукой по волосам и едва не поежился под суровым взглядом.
– Только не начинай.
Он отметил упрямо сжатые губы, воинственный блеск глаз, но не отступил.
– Ради всего святого! Не можешь же ты так просто приехать в гости к человеку вроде Брекенриджа словно на утренний чай!
– Разумеется, могу, хотя… теперь, когда ты об этом упомянул… он не додумался предложить мне чай.
– Могу себе представить, – пробурчал он.
Кэро насмешливо покачала головой.
– А вот в этом я серьезно сомневаюсь. Чем же вы отличаетесь, если он тоже велел мне спрятать экипаж в конюшнях и покинуть дом через садовые ворота? И позволь напомнить мое прозвище: Веселая вдова. В обществе никто и помыслить не может, что я способна поддаться обольщению какого-то повесы, пусть и самого прославленного!
Майкл молча стоял и смотрел на нее. Строго. Почти осуждающе.
Она почувствовала, как щекам стало жарко, но все же беспечно пожала плечами:
– Только ты можешь их опровергнуть. Но ты – не распутник.
– Кэро!.. – прошипел он сквозь зубы.
– Нет, – перебила она, поднимая руку – Выслушай меня. Тимоти – старый и верный друг, которому я безоговорочно доверяю. Я знала его много лет. Он и Камден были тесно связаны. И хотя мне все известно о его репутации, заверяю, что мне не грозит никакая опасность со стороны Тимоти. Я рада, что он прислал записку, потому что у меня нет времени навещать его, а кроме того, некогда вступать в глупые споры. – Подняв дневник, она ехидно заметила: – Да и ты, вместо того чтобы строить ужасные гримасы и злобно на меня взирать, тоже можешь помочь. Вот читай!
Она швырнула ему тетрадь. Майкл поймал ее.
– Хочешь, чтобы я это читал?
Но она уже открыла свою часть дневника и, не глядя на него, процедила:
– Уверена, что ты умеешь читать не хуже Тимоти. Я отдала ему письма, но дневники весьма подробны и идут куда медленнее. И хотя я доверила Тимоти письма, в дневниках есть ссылки, которые ему не стоит читать.
Майкл смотрел на ее склоненную головку, рассеянно взвешивая тетрадь на ладони. Он был слишком умен, чтобы не распознать откровенную попытку манипулировать, которую она так бесстыдно практиковала на нем: подумать только, доверить то, чего она не доверила Тимоти, и все же…
Он со вздохом сел, открыл дневник, пролистал несколько страниц.
– Что именно я ищу?
– Любое упоминание о португальском дворе, – ответила она, не поднимая глаз. – Лепонт, Опорто, Альбуфейра. Если что найдешь, покажи мне. Я сразу пойму, то ли это, что нам нужно.
Обнаружить, что дама, на которой собираешься жениться, без всякой предосторожности встречается и даже дружит с самым опасным распутником Лондона! По мнению Майкла, это могло потрясти любого мужчину. И он не явился исключением. Скорее уж услышанное вывело его из себя настолько, что он серьезно помышлял приставить к ней охрану, а это, разумеется, просто привело бы к очередному спору, победить в котором он все равно не смог бы.
Он знал лучше, чем кто бы то ни было, что Кэро в голову бы не пришло оказаться в постели Брекенриджа или кого-то из его приятелей, так что его реакция, возможно, была слишком резкой, и все же…
Пока Кэро готовилась к ужину у леди Остерли, он сидел в библиотеке, изучая «Книгу пэров Берка».[4]
«Тимоти Мартин Клод Данверз, виконт Брекенридж. Единственный сын графа Брансуика».
Обычное образование – Итон, Оксфорд, обычный список клубов.
Майкл наскоро прочитал дальше, выискивая, есть ли родственные связи между Данверзами, Эллиотами – семьей матери Брекенриджа – и Сатклифами. Но ничего не нашел.
Заслышав ее шаги на лестнице, он захлопнул толстый том и вернул его на полку. Мысленно поставил Брекенриджа во главе списка людей, которых намеревался проверить завтра, и направился в холл.
Кэро никак не могла определить, как относиться к внезапному взрыву ревности Майкла. Судя по прежним наблюдениям, ревнивые мужчины склонны к диктату и вечно пытаются во всем ограничить женщин. Поэтому она, разумеется, настороженно относилась к ревнивцам. Однако…
Раньше ее никогда не ревновали. И хотя в некоторых отношениях это раздражало, все же, стоило признать, в чем-то интриговало. До такой степени, что она покорно выносила молчание Майкла всю дорогу до дома Остерли. Он не дулся: просто размышлял… думал… более о ней, чем о Тимоти.
И все же, когда они приехали и вышли у крыльца, она ощутила его пристальный взгляд. Пока они поднимались в дом, здоровались с хозяйкой и беседовали с гостями, он не сводил с нее глаз.
Но она вовсе не собиралась раздражаться из-за того, что стала центром его внимания; наоборот,