займет времени. Буду краткой, но не любезной: я хочу, чтобы ты оставила Гидеона. Брось его так же, как бросала других мужчин, – безжалостно.

– Ты грезишь, Дендре! Или, может, у тебя возрастной кризис? Это не может быть чем-то большим, чем менопауза. Гидеон никогда не покинет меня.

– О, я понимаю. Убедилась вчера вечером. Вот почему ты должна покинуть его.

– Как глупо и наивно, Дендре. Ты что, думаешь, достаточно прийти попросить, и я верну Гидеона тебе? МЫ влюблены друг в друга больше, чем когда бы то ни было. Не проходит и дня, чтобы мы не разговаривали несколько раз или так или иначе не занимались любовью: это может быть подарок, заверение в любви, интеллектуальное общение. И разумеется, между нами существует сексуальное притяжение. Право, мне жаль, Дендре, что ты потеряла мужа. Я представляю, что со мной творилось бы, если бы Гидеон ушел от меня. Ты вышла замуж за единственного на десять миллионов, может быть, на миллиард мужчин, а потом забилась на кухню, пытаясь удержать его стряпней. Превратилась в домохозяйку, рабочую лошадку, блюстительницу, сексуальную рабыню. О да, я знаю о тебе все. Ты обладала всем и забыла выйти из дома на яркий свет как равная по праву с одним из величайших художников двадцатого столетия. Ты бруклинка до мозга костей, и Гидеону надоела твоя одержимость, надоело быть связанным, выглядеть пишущим картины семьянином.

Дендре повернулась, собираясь уходить, Эдер остановила ее, схватив за руку.

– Кое-что из того, что я сказала, жестоко, но все это правда. Оставь все как есть, иначе потеряешь Гидеона, я точно знаю. Я хотела твоего мужа и заполучила его. С ним жена, три замечательные дочери, и это меня вполне устраивает. Я не из тех женщин, которые стараются разбить семью. У меня нет желания выходить замуж за Гидеона. Да, правда, я хотела бы жить с ним все время, и если он уйдет от тебя, буду. Но как свободная любящая женщина, а не как жена.

– Ты так думаешь! Не такая уж я дура, чтобы не понимать, как вам с Гидеоном удобно такое положение дел! Мне недавно объяснили, что муж всегда питал ко мне любовь-ненависть. Потому что я дала ему все, чего он хотел. Ему страстно хотелось женщину, единственной целью которой в жизни было бы любить его, кормить, заниматься повседневными делами, которые заполняют нашу жизнь и губят творческий импульс. И страстно хотел идеальную любовницу.

Ему ненавистно, что я мещанка, типичная представительница среднего класса, потому что он сражался против этого всю жизнь. Но когда я низвожу его до своего уровня, ему уютно, спокойно, он любим. Для меня не важно, становится он семьянином на пять минут или на пять дней. Ему нужен дом и время, чтобы набираться сил. Я создала для него этот дом, дающий ему какую-то опору в жизни, и он меня за это ценит.

Гидеон научил меня всему, чему мог, чтобы сохранить то, что у нас есть общего. Увидел, на что я способна, и ухватился за это. Он сделал из меня поистине страстную женщину. Я все еще способна волновать его сексуально, за это он меня любит и ненавидит. Так что будь добра, не объясняй мне, кто я и почему мой муж заводит романы с другими женщинами. Почему он– влюблен в тебя и покинет меня, если одна из нас нарушит статус-кво этого любовного треугольника.

– Если ты понимаешь все это, почему пытаешься избавиться от меня? Это неразумно.

– Потому что Гидеон любит меня сильнее, чем вы оба думаете. Потому что вы заявили о себе на весь мир, великий художник и его молодая любовница, более красивая, умная, сексуальная, чем его скучная жена, которая ему не пара. Да не смотри на меня так. Думаешь, я такая слепая, глупая, слабая, какой притворялась? Ты ни разу не задавалась вопросом, как мне удалось сохранить брак с Гидеоном в течение стольких лет? Нет, Эдер, я не так уж наивна.

– Рыкающая мышь. Да, я действительно считала тебя глупой, робкой мышкой. Ты настоящая актриса, Дендре. Одурачила не только меня, но и весь мир искусства.

И еще одурачу тебя и этот мир! Послушай, Эдер, я приехала сказать не только то, что сказала, – я требую, чтобы ты бросила моего мужа или приняла последствия своего отказа. Если ты не уйдешь, я брошу его. Он получит возможность жениться на тебе и, можешь быть уверена, женится, сколько бы ты ни уверяла меня, что не хочешь его в мужья. Видишь ли, Гидеон и любит, и ненавидит быть женатым, но уверяю тебя, больше любит, чем ненавидит. Став его женой, ты лишишься своей индивидуальности, как лишилась я. Его сила оторвет тебя от себя самой, и ты исчезнешь как личность, став его музой, любовницей, наперсницей, критиком, домохозяйкой, матерью его детей. Ты не умеешь стряпать – научишься. Не в ладах со счетами – тебе придется их вести. Веселить – что ж, наверно, ты сможешь делать это лучше, чем я, но у тебя вряд ли получится вести три его дома и три мастерские. Его месяцы отшельничества, необходимость пространства? Тебе придется проводить тонкую грань между тем, когда можно появляться и когда нет, потому что, как сама знаешь, Гидеон не терпит помех, когда работает. Ваш брак постепенно разрушится, и ты потеряешь его, потому что в отличие от меня будешь ставить себя на первое место и соперничать с ним за то, кому носить корону. Нет, я думаю, что тебе лучше оставить Гидеона, или ты горько поплатишься, Эдер, за то, что отняла его у меня.

Дендре, обычно становившаяся подавленной, неуверенной в себе после столкновения с Эдер, едва узнавала себя. Она была настроена решительнее, чем когда бы то ни было, избавиться от соперницы, поражалась собственной силе, не сомневалась, что пойдет на любую крайность, дабы вернуть мужа. Повернувшись, она направилась к двери. Эдер последовала за ней.

– Мы никогда не уступим друг другу, Дендре. Ты совершаешь самую серьезную ошибку в жизни.

Дендре не потрудилась ответить, открыла дверь и вызвала лифт. Когда он подошел, вошла в него, и обе женщины смотрели друг на друга, пока закрывались дверцы.

Дендре глянула на часики. Весь разговор занял пятнадцать минут.

Она стояла на тротуаре перед красной блестящей дверью салона красоты Элизабет Арден. Ее обтекала масса людей, шедших по Пятой авеню. Блестящая толпа успешных, самоуверенных, хорошо одетых людей не вызывала у Дендре замешательства, напротив – усиливала выброс адреналина. Ее забавляло происходящее: все эти люди куда-то шли, что-то делали, суетились, чтобы добавить себе лоска, выглядеть не теми, кем являются, а кем хотелось бы. Забавляло ее и то, что она, Дендре Московиц-Пейленберг, стала одной из них. И она, не сдержавшись, засмеялась.

Никто не обратил на нее внимания, не остановился поинтересоваться, что тут смешного. Ньюйоркцы привыкли к уличным сумасшедшим, воспринимали их как часть городского ландшафта. Прохожие были слишком поглощены своими делами, чтобы интересоваться чьими бы то ни было, даже ради возможности посмеяться. Перед Дендре возник швейцар в униформе, взглянув на нее с высокомерным удивлением, что такая женщина, как она, явно со средними возможностями, лелеет мысль прихорошиться в элитном заведении. Однако распахнул перед ней дверь, и Дендре вошла в иной мир. Первыми ее впечатлениями были: «Это взбитые сливки, розовая и белая глазурь, бархатная лента, страусовые перья, розовое масло, фиалки и ландыши».