досадливо:

– Для него важнее соврать, чем поесть! А поесть любит. Олег, в мешке что-нибудь осталось?

– Корочка хлеба от ковриги мудреца.

– Ломай на двоих.

– А Таргитай?

– Таргитай и у мертвого выпросит. А уж девка ему все отдаст, себя – в первую очередь. Бабы всегда к нему липли, помнишь? Даже если у них рыбьи хвосты вместо ног. Что в нем находят, как думаешь?

– Песни, – ответил Олег, подумав.

Мрак тоже поразмыслил, согласился:

– Да, песни в нем рождаются, как головастики в болоте.

Возле крайних деревьев опасливо выглянули в жаркую Степь. Здесь стволы были непривычно голые, без толстых шкур мха. Под палящим солнцем через высокую траву удалялись всадники. Фагимасад ехал замыкающим, часто оглядывался. Внезапно он неуловимо быстрым движением выхватил лук.

Мрак отшатнулся, но стрела Фагимасада ушла прямо вверх. На миг сверкнуло блестящее жало… Затем из синевы выпал крохотный небесный певец. Стрела просадила худое тельце насквозь.

– Меткий, – сказал Мрак настороженно, – ничего не скажешь… Но птаху зашиб зазря. Не по-мужски злость на детях да птахах… Свисти Тарху! Хватит язык с бабой чесать, хоть и с берегиней. Что глаза дурням отвела – спасибо, но убегать все равно надо.

Они прокрались на другую сторону гая. Теперь между ними и степняками были деревья. Таргитай догнал их, щеки горели как маков цвет, а губы покраснели и вздулись, как переспелые вишни. Мрак осуждающе покачал головой, но смолчал.

Они бежали через Степь, часто ныряя в заросли высокой травы, однажды продрались через колючие кусты. Таргитай и Олег бежали плечо в плечо, не оглядываясь. Мрак трусил за ними следом, посматривал по сторонам и через плечо назад, вдруг выругался с какой-то непонятной тоскливой злостью. Таргитай невольно перешел с бега на шаг, оглянулся, уже предчувствуя беду.

Далеко позади в Степи полыхал жаркий огонь. Черный столб дыма поднимался до самого неба, расползаясь багрово-сизым облаком. Вокруг исполинского костра по кругу носились едва заметные всадники, без нужды метали в полыхающие деревья факелы.

– Фагимасад, – проронил Мрак со злостью. – Вернулся, гад степной… Отомстил деревьям!

Таргитай повернулся к Мраку, закричал обвиняюще:

– Ты чуял!.. Потому так торопил уйти!

– Я разве волхв? Я не чуял, я знал. Этот горбоносый не терпит отпора ни от людей, ни от деревьев. Серьезный вражина.

А Олег сказал печально:

– Я читал, что некий царь велел наказать плетями море, что не подчинилось ему…

Таргитай ощутил резкую боль в груди. Ладонь дернулась, накрыла левую сторону, там стучало, словно задыхалось в огне, его сердце.

– Берегиня! – вскрикнул он. – Она же… она погибнет!

– Уже, – бросил Мрак. Он развернул Таргитая и толкнул в спину. Тот пробежал несколько шагов, круто развернулся. Его глаза с великой тоской смотрели на полыхающую рощу.

– Мрак… – произнес он решительно, – я должен вернуться. Она могла еще не погибнуть.

Олег обнял за плечи, повел силой. Таргитай тряс головой, слезы мешали видеть. Ноги не чувствовали земли, зато видел, как в страшном жару задыхается нежная зеленоглазка, спасшая им жизни.

– Нет! – вскрикнул он яростно. – Я так не могу! Пустите!

Мрак коротко кивнул волхву:

– Ладно, если у тебя не получится…

Он выдернул секиру, зловеще взвесил на руке, повернув обухом. Олег с силой сдавил плечи Таргитая, потащил вперед. Сзади трещала трава под сапогами Мрака. Тот нес, судя по всему, секиру в руке, готовый оглушить, волочить беспамятного.

Наконец Таргитай вытер слезы, размазывая по лицу, всхлипнул в последний раз, судорожно вздохнул, как после долгого плача.

Мрак снова кивнул Олегу, тот смотрел на певца с жалостью, а оборотень сказал с издевательской благожелательностью:

– Ничо, ничо… Больше поплачет, меньше пописает… В гае он постеснялся перед берегиней, а здесь, в голой Степи… гм… ни деревца, ни забора…

– Да, – согласился Олег, подумав. – Слезы – великое решение.

Таргитай снова всхлипнул, уже от жестокости, несправедливости. Мрак жесток, бесчеловечен, он – зверь, но чтобы так говорил и Олег… Он заплакал, внезапно все поняв. Оба отвлекают его, принимают гнев на себя, только бы он не думал о горящем гае, не так страдал…

– Сами вы дураки, – сказал он сдавленно. – Человек, когда страдает… больше всего человек.

Они выбрели на дорогу, и Мрак сразу перешел на бег. Утоптанная земля звенела под ногами, ни