– Великий тцар, – сказал Волк, – я перебил стаи дивных зверей и горных разбойников, я побил великанов… Словом, я побил всех, кто держал тебя в плену. И освободил тебя! Ты понял меня правильно?
Тцар покачал головой:
– Что ты говоришь?
Волк медленно потащил меч из ножен. Глаза его смеялись, а зубы блестели на солнце как ножи.
– Это он говорит.
Тцар кивнул:
– Да, с ним спорить трудно. Что он говорит?
– Что сейчас вернемся в город. И как за освободителя тебя из рук… или из лап, это неважно, Светлана выйдет за меня замуж. Пойми меня правильно, Додон. Я не хочу крови внутри страны. Я – воин, я не палач, которому нравится проливать кровь своего народа. Потому я хочу взять власть как можно более простым путем. И чтобы народ меня боготворил! Такой охотнее пойдет со мной на завоевание Артании.
Додон сказал медленно:
– А если откажусь?
Волк пожал плечами:
– Я все равно возьму власть. Сам знаешь, у кого мечи – у того и закон. Но придется вырезать всю царскую семью. На случай, если найдутся горячие головы, что возмечтают восстановить свергнутую династию. Мне не нужны даже ростки смуты.
Их кони шли рядом. Жеребец Волка настороженно косился на смирного коня подземных глубин, невозмутимого, как скала, такого же тяжелого, с дивными прожилками, что идут наискось по всей длине. Словно вышел из камня, сохранив все жилки, блестки и оттенки красного гранита.
Додон смотрел вперед. Лицо его было неподвижно, только в глазах застыла такая горечь, что попадись под его взгляд стая пролетающих уток – попадали бы замертво, а на месте их падения земля бы почернела от яда.
– Зачем это тебе?
– Власть? – переспросил Волк. – Слабые мужчины тешатся богатством и бабами, сильные – властью. Я хочу попробовать соединить всю Гиперборею в одном кулаке!
– Зачем? – повторил Додон.
– Зачем?.. Не знаю. Чувствую, что она мне нужна… Э-э… вон кто-то скачет. Похоже, это мои люди. Ну, Додон, решай быстрее. Или клянешься, что это я спас, или же твой труп забросаю камнями здесь, а твоих племянниц зарежут там, во дворце.
Он вытащил меч, поглядывал то на Додона, то на дальнюю тропинку. За скачущими всадниками вздымалось желтое облачко пыли. Их двоих еще не видели – закрывает гребень скалы, но дорога скоро выведет на общую тропку.
Додон покосился на меч, где беззаботно прыгали веселые блики солнца:
– Да, куда уж радостнее…
– Что? – не понял Волк. Он подвигал мечом, пуская солнечные зайчики в лицо Додону.
– Мир, говорю, радостный. И настоящий настолько, что в самом деле плакать хочется!.. Я объявлю народу, что меня спас ты.
– И Светлане, – потребовал Волк настойчиво. Он держал меч острием у груди Додона. Улыбка его была недоброй. – И всем во дворце.
– Всем скажу, но детям зачем врать?
– Всем, – потребовал Волк.
Острие меча пропороло кожу на груди. Выступила кровь, вниз поползла крупная тяжелая капля.
– Я скажу, – пообещал Додон в бессилии. – Я скажу всем.
Конский топот становился все громче. Наконец из-за гребня выметнулись всадники. Не сбавляя бешеной скачки, ринулись к ним. Над головами размахивали шапками, орали ликующе:
– Волк!.. Додон!..
– Тцар отыскался!
– Тцар!..
– Слава Додону!
Дворец гудел, как разворошенный улей. Встречать тцаря высыпали как знатные, так и челядь. Орали, верещали, бросали цветы. Тцар раскланивался, а Волк поднимал руки в победном жесте. Он был в блистающих доспехах, высокий и свирепый, даже улыбка была предостерегающей. И гасли под его взглядом улыбки, в глазах дворовых людей появлялся страх.
Тцар вернулся, но сам ли? Или Волк отыскал и привел под стражей?
Светлана сбежала по мраморным ступеням, не чувствовала ног под собой. Додон едва успел раскрыть руки, как бросилась на шею, он подхватил, оторвал от земли, и Светлана повисла, счастливо дрыгая ногами.
– Наконец-то!.. – выдохнула она. – С тобой все в порядке? Боги, как ты похудел!
– Все хорошо, – сказал он. – Все в порядке, моя радость.
