Позевывая, Яна шумно и всласть чесалась в теплой постели. Уже рассвет, надо спешить к тцаревне, а та терпеть не может, когда при ней зевают да чешутся…

Не переставая чесаться, она поднялась, и тут что-то мелькнуло за окном. Обмерла, сразу вспомнились рассказы старух о всякой летающей нечисти, что не успевает до крика петуха вернуться в свои могилы…

Это оказался конец веревки. Его мотало утренним ветерком, он походил на длинную гадюку, что пытается извернуться и взобраться на крышу.

Трепеща, прибежала к Светлане. Вдвоем рассмотрели расшитый шелком пояс. После безуспешных попыток добраться до него Светлана послала за Рогдаем. Снизу слышался лязг оружия, доносились крики. Светлана трепетала, но заставляла себя не думать о том, что уже началась резня. Где помочь не может, о том не надо вообще думать, так учил отец.

Рогдай явился злой, с его приходом пахнуло свежей кровью и ненавистью. Светлане раздраженно махнул рукой. Мол, это люди Руда и Горного Волка освобождают друг друга от жизней. Нашим только и работы, что оттаскивать трупы.

Светлана кинулась навстречу:

– Быстрее помоги снять веревку!

Брови Рогдая поползли вверх. Сопя, попробовал зацепить болтающийся конец мечом, веревка ускользала. Яна исчезла, вернулась с длинным копьем. Рогдай долго пыхтел, побагровел, лоб и даже борода взмокли, Светлана изнывала от нетерпения, наконец он сумел зацепить, натянул, багровея от натуги, там треснуло, в руках воеводы остался шелковый пояс с обрывком веревки.

Глаза Рогдая округлились. Он с недоумением взглянул на Светлану. Та предостерегающе поднесла палец к губам:

– Тихо… Сюда идут. Но я знаю, чей это пояс.

– В том все и дело, – пробормотал Рогдай. Он непонимающе покосился на торчащие прутья в окне. Тот, кто выворотил их, обладает звериной силой. А кто залез по веревке на крышу, еще и храбростью. – Я тоже знаю… гм… или думал, что знаю.

Кто-то поднимался наверх, ругаясь во весь голос. Рогдай сунул пояс за пазуху. По голосу узнали Руда, за ним едва поспевали сопящие воины в медвежьих шкурах. Доспехи на Руде были погнуты, а головы двух воинов перевязаны окровавленными тряпицами.

Светлана, лучезарно улыбаясь, воскликнула счастливо:

– О, воевода Руд!.. Ты чудесно выглядишь. Как никогда! Добро ли почивалось?

– Тцаревна, – прохрипел Руд, – я хочу знать, что происходит во дворце…

Светлана покосилась на Рогдая и служанку, воскликнула:

– Как хорошо, что ты пришел!.. Я уже хотела посылать за тобой. Здесь ночью были пьяные вои Горного Волка… Шумели, а потом куда-то исчезли. Как ты думаешь? Ни один вниз не спускался, мои бы служанки заметили…

Руд заорал, краснея от гнева:

– Да какое мне дело…

Он осекся. Светлана проследила за его взглядом. Руд, не отрываясь, смотрел на развороченное окно. Светлана тоже посмотрела, спросила с недоумением:

– Не повыбрасывались же из окна?

Руд, не отвечая, взобрался на подоконник и, стоя в проеме, согнувшись в три погибели, осторожно выглянул. Все видели, как дернулась его спина, потом донесся срывающийся от гнева голос, что перешел в рев:

– Там… веревка!.. Туда… наверх… на крышу!

Он полез, пятясь, обратно. Лицо его было красным, как у вареного рака. Глаза вылезали из орбит, голос дрожал от ярости:

– По крыше можно перебежать на ту сторону… а там влезть в окно, где были убиты мои люди!

– В самом деле? – удивилась Светлана. – Ах, почему эти горцы такие… нехорошие?