– Человек? С такими рубцами? Шрамами?.. Перебитым носом? Да еще в двух местах?
– Трех, – поправил Мрак.
Волхв даже отпрянул:
– Да как с этим можно жить?
– Живу, – ответил Мрак.
– Жил, – возразил волхв. – Желание моей повелительницы – закон. Я сделаю из тебя человека! Не красавца, конечно, красавцем тебя даже боги не сумеют… Сама Леля бы удавилась, на тебя глядя, но кое- что у меня получится.
Мрак смотрел исподлобья. Леля не удавилась, когда его зрела, но в чем-то этот дурень прав. Светлане будет приятнее видеть чистое лицо без жутких шрамов.
– Что я должен делать? – спросил он.
Улыбка волхва стала неприятной.
– Терпеть, – сказал он зловеще. – Только терпеть.
Была боль, но не столько от рук волхва-лекаря, это Мрак выносил безропотно, а что не видел Светланы. Волхв хмурился, бурчал, иногда бушевал, и тогда от его гнева прятались помощники, но, в общем, был доволен. Он убирал шрам за шрамом, ломал и заново сращивал кости и хрящи носа, сломанную челюсть, а Мрак, опоенный дурманящим зельем, почти не чуял боль, терпел покорно, а кости срастались удивительно быстро.
Когда пришел день натянуть новое мясо и срастить кожу, волхв даже мурлыкал под нос песенку. Дикий видом лесной человек на глазах превращался в сурового обликом мужа, с правильными чертами, прямым носом и тяжелой нижней челюстью. Темно-коричневые глаза остро смотрят из-под густых черных бровей, взгляд тяжел и пристален. Статью и обликом теперь походит на главного воеводу, что командует войсками всего тцарства.
Когда Мрак, приходя в себя, принялся яростно чесаться, волхв ухватил за руки:
– Не погуби свою новую личину!
– Зудит, нет мочи…
– Терпи.
Он подвел его к огромному зеркалу. Мрак отшатнулся. На него взглянуло суровое лицо красивого мужчины. Черный как ворон, хмурый, надменный, с ровным носом и чистым лицом, ни единого шрамика, даже совестно, глаза стали вроде бы крупнее или это волхв своими чарами приподнял брови, изогнул по- иному.
– Это не я, – сказал он невольно.
Волхв довольно хихикнул:
– Ты. Своей рожи не знаешь?
– Я ее такой никогда не видывал.
Волхв понимающе кивнул:
– Ясно. Тебя по ней били и уродовали с детства. Верно?
Мрак все еще с удивлением и недоверием всматривался в зеркало. На душе стало немножко совестно. Будто надел чужую личину, обманывает людей.
– Ну… Первые шрамы получил, насколько помню, лет в пять-шесть… А потом пошло. Рубец на рубце…
– Привыкай. Это ты.
– Непривычно, – признался Мрак.
– Это ты. Таким твое лицо должно было стать без шрамов… Если бы ты жил, скажем, не в Лесу, а здесь, при дворе.
Мужчина, смотревший на Мрака из зеркала, выглядел чересчур красивым, раздражающе могучим. Взгляд по-волчьи острый, брови сшиблись на переносице, придавая лицу властное и надменное выражение. Это был человек, привыкший командовать войсками, вершить судьбы тцарств и народов, править странами. Он был могуч, знал это и желал, чтобы другие это поняли сразу.
Волхв добавил с хитринкой:
– Пора показаться тцаревне… Ей, как полагаю, понравится.
– Думаешь?
– Уверен! – оскорбился волхв. – Для того и старался.
Дыхание стеснилось в груди Мрака. Сладкая боль стиснула сердце. Только бы ей понравилось, ведь ему все равно, в какой он личине, в волчьей даже свободнее. Если ей нравятся такие мужчины, он будет таким, какие ей по сердцу!
Во дворце мельтешило, кипело, бурлило. Из окрестных сел свозили битую дичь, откормленных свиней, стада гогочущих гусей, которых две недели силком кормили отборными орехами, везли рыбу, в корзинах и бочках тащили горы лесных ягод.
Мужики свозили рожь, пшеницу, овес. От мельниц тянулись вереницы подвод с мукой любого помола. Везли крупы, везли гречку, пшено, ячмень. Из подвалов доставали тысячи пудов меда, масла, сыра…
Бесчисленными рядами тянулись бочки с зернистой и паюсной икрой, не говоря уже про отборную
