— Мечтаю, — признался Владимир. — Сплю и вижу, как мои дружинники омоют сапоги в водах Дарданелл… Не как наемники, те живут в бараках на берегу пролива, а как вот моют в Днепре…
— Ого!
— Почему нет? Взяли же мои прадед и дед эти земли? Отец расширил пределы… А я к землям Новой Руси добавлю земли Царьграда.
В темных глазах князя заблестело, то ли звезды, то ли слезы. Голос дрогнул. Старик смотрел с непонятной насмешкой:
— А даже маги не страшат? Лучшие маги белого света?.. Гм… Что эта дурость с человеком делает… Что делает… Да-а… пожалуй, если бы у царицы Савской ноги были без копыт, то какие бы страны и народы, интересно, сейчас жили бы на Востоке? А если бы Елена, из-за которой началось с Троей, была пониже ростом, то сейчас бы на месте царьградской империи, а также багдадского мира… а то и сирийцев… да-да была бы великая империя Илиона… А если бы… гм… у царьградки нос был вон как у тебя, то ты колотился бы как козел о ясли, не в стену Царьграда, а бодался бы с Западом или Севером…
Владимир ощутил озноб, словно стоял с занесенной ногой над краем бездны, но внезапно нахлынувший гнев сжег остатки страха и неуверенности.
— Я все равно ее возьму, — повторил он неистово. — Одну… или с Царьградом!
Старик смотрел странно, улыбнулся по-волчьи, отступил к стене, не отрывая взора от лица молодого князя. Стена из толстых бревен подалась, словно была из бычьего пузыря, старик сделал еще шажок, желтые глаза смеялись. Стена сомкнулась, Владимир тряхнул головой, протер глаза, но стена снова непоколебима, бревна толстые, массивные.
Не скоро скрипнула дверь, Белоян сунул голову, неуклюже огляделся. Владимир бросил нетерпеливо:
— Да ушел он, ушел… Заходи, не трусь. Совсем он не дикий. Дела Царьграда знает не хуже нас, а то и лучше.
Белоян глубоко вздохнул, показав на миг два ряда острейших зубов. Из красной, как жерло, пасти пахнуло жаром, будто в брюхе главного волхва был кузнечный горн.
— Трагедия этого волхва в том, что одной ногой еще в прошлом, другой — в будущем, а между ног у него… страшное настоящее!
— В самом деле страшное? — спросил Владимир насмешливо. — А я думал, совсем старик…
Белоян рыкнул:
— Тебе все шуточки. Уже и дед этот предупреждает… Такого зверя раздразнил! Почитай, теперь весь мир против тебя.
Владимир все еще держал в руке меч. Голос прозвучал совсем тихо:
— Есть вещи, за которые стоит драться со всем миром..
Глава 14
Лес надвинулся светлый, кусты на опушке вырублены, дальше березняк да ольховник, не спрячешься. Залешанин проехал с полверсты по светлолесью, не встретив сушин и валежин. Все утаскивают в город для печей и кузниц, Киев растет…
Когда тропка стала узкой, как пастуший кнут, и завиляла, будто не зная куда спрятаться при виде разбойников, он услышал пересвист птиц, улыбнулся, похлопал коня по шее:
— Уже скоро…
Птички пересвистывались ближе, наконец он привстал в стременах и заорал весело:
— Кол вам в глотку! Это я жирный петух? А ну выходи, кто там сказал? Я сам ему выщипаю перья.
За стеной деревьев свист умолк, а птичья трель вдалеке оборвалась, будто певунью придавило деревом. Потом кусты зашелестели, на тропку вышло двое угрюмого вида мужиков. В руках дубины, волосы на лбу перехвачены кожаными ремешками. Рубахи рваные, засаленные, как и портки.
Залешанин оглянулся, на тропку сзади вышло трое. Двое с палицами, у третьего в руке настоящий боевой топор. Третий, который с топором, предложил хриплым пропитым голосом:
— Слезай, петух. А то из-за тебя коня покалечим.
Залешанин захохотал:
— Это кто ж такой новенький? На недельку всего отлучился в Киев погулять, потешиться, душу отвести, а тут уже новых рыл набрали!
Мужики спереди всмотрелись, один заорал обрадовано:
— Лешка? Залешанин?.. Тебя не узнать в рубахе с петухами!
— И весь какой-то нарядный, — сказал второй с неловкостью. Он подошел, поклонился: — Будь здоров, атаман! Без тебя что-то голодно стало…
Залешанин вытащил из-за пазухи расшитую калиточку:
— Кто угадает, что звенит?
Его окружили, бородач с топором смотрел кисло, явно мечтал занять место атамана, другие же восторженно вскрикивали:
— Неужто еще и кошель увел?
— И коня, и кошель с монетами!
