мягкой интеллигентной улыбкой, заранее отметающий все доводы лишь на том основании, что он, как русская интеллигенция, все знает лучше, хоть и постоянно сомневается, и ничье мнение не может пошатнуть устоев русского одухотворенного интеллигента.

– Термин «манипулирование сознанием», – сказал я раздумчиво, – приобрел чисто ругательный оттенок… но справедливо ли это? Ведь манипулируют нашим сознанием с самого момента рождения! Это называется воспитанием. А потом нам выдают только ту информацию, которая, по мнению родителей, нужна ребенку, и, подсовывая учебники по физике, порножурналы убирают на самые высокие полки.

Они насторожились, слушают заинтересованно, еще не понимая, к чему я веду.

– Даже взрослым, – сказал я, и сердце мое стиснулось в предчувствии близких бед, – надо выдавать не все, не все. Однако где та грань, за которой должна начинаться несвобода? Мы все понимаем, что такое ложь во спасение, и готовы благородно лгать другим, но не выносим, когда лгут нам. Какими бы благородными мотивами ни руководствовались.

В молчании я допил чай, сказал несколько слов о необыкновенной душистости, для чего даже не пришлось кривить душой, и откланялся. Весь в высоких мыслях, или глубоких, хрен их разберет, двигался к дверям своей квартиры, уже вставил ключ, как послышалось мягкое шуршание раздвигающихся дверей лифта.

– Господин Печатник? – послышался голос. – Как удачно, я к вам…

Из кабины на лестничную площадку ступил невысокий мужчина в гражданской одежде, козырнул, сказал сиплым усталым голосом:

– Лейтенант Кравец, – представился он. – Извините, что так поздно, однако я с утра на ногах, вы у меня уже восемнадцатый…

Я стоял перед ним, сжимая ключ. В голове, как и в груди, стало пусто. Равнодушными глазами посмотрел на него, как смотрел бы на дверцу лифта.

– Простите, что-то случилось?

– Простая рутинная проверка, – ответил он.

– Слушаю вас, – сказал я нетерпеливо и давая понять тоном, что в квартиру приглашать не собираюсь.

– Два дня тому убит некий Шестиногов. Добро бы в пьяной драке, все бы понятно, но ему всадили пулю в лоб. А таких обормотов так благородно не убивают…

Я заставил себя улыбнуться.

– А как?

Он пожал плечами:

– Да по-разному. Столовым ножом под ребро, утюгом по голове, топором, сковородкой, любым тяжелым предметом, что окажется на кухне… Мы перебрали всех его собутыльников, эти отпадают. Сейчас перебираем более отдаленные связи.

Я удивился:

– Но я-то в какой связи?

– Вы с ним знакомы?

Я наморщил лоб:

– Как вы сказали?

– Шестиногов, – повторил он.

– Впервые слышу, – ответил я уверенно, ибо, в самом деле, тот жлоб мне не представлялся.

– Да? А вот он похвалялся, что отмутузил одного хлюпика. Тот, дескать, имел наглость трахать его девку.

Я через силу улыбнулся.

– А, та вонючая горилла?.. Его убили? Не скажу, что жалею. Но скажу честно, хоть этот гад меня тогда и слегка напугал… но разве это повод для убийства?

Он прямо посмотрел мне в глаза.

– А женщина?

– Что женщина? – переспросил я тупо.

– Которая стояла между вами?

Я развел руками:

– Лейтенант… вы в каком веке живете? Или берете меня… не знаю, как это на жаргоне, но моя бабушка говорила «брать на Бога»! Из-за женщин давно уже перестали убивать. Даже морды друг другу не бьют.

Он сказал быстро:

– Но вам же набили!

Я покачал головой, сказал почти отечески:

– Лейтенант… Женщина – только повод, а не причина. Ему хотелось кому-то набить морду. Такие всегда стараются кому-то дать в зубы, намылить шею, сбить рога, врезать по сопатке… Не попался бы я, он бы прицепился к любому другому, мол, не те сигареты курит! Да вы сами знаете.

Он вздохнул, закрыл блокнот.