– Да, – протянул он, – теперь догадываюсь…

– О чем?

– Что и ты, Брут…

– Я – Бравлин.

– Что и ты, – повторил он, – ваяешь это… Что ж, из той сотни пророков, что бродили по Иудее и Иерусалиму, одному удалось создать такое, что смело Рим на фиг и перевернуло весь мир. Надеюсь, ты вытащишь счастливый билет… И на чем ты строишь базу?

Мне стало неловко, я сказал шутливо:

– «Кто хочет блаженства в этом мире, тот пусть займется торговлей, а кто хочет блаженства в том мире, тот пусть ищет воздержания и благочестия. Кто хочет блаженства в обоих мирах – пусть ищет его в учении и знании»… Кто это сказал?

Вертинский подумал, наморщил лоб, сказал:

– Ну, кто еще такого высокого мнения о науке?.. Наверное, Ньютон, уж больно слог старинный. А то и вообще Декарт какой-нибудь.

Я покачал головой.

– А кто? – спросил Вертинский.

– Сдаешься?

Вертинский подумал немного, сказал добродушно:

– Сдаюсь.

– Никогда бы не угадал, – ответил я. – Это записал в правилах для правоверных Мухаммад, основатель ислама. Слыхал о таком?

– Гм, – сказал он, – никогда бы не подумал. Все-таки стереотипы… гм, заслоняют взор даже нам, кто их создает для других. Как много важного было сказано древними, и как мало мы взяли хорошего… но дрянцо подхватываем, подхватываем!.. Слушай, мы по субботам собираемся в Домюре. На втором этаже, комната, на которой когда-то висела табличка «Партком», помнишь?.. Самая роскошная. Хорошая такая компашка, все светлые головы. Нетрадиционно мыслят… тебя знают, даже какие-то твои работы, что уже после того, как ты от нас ушел… Говорят, ты гений. Тебе надо у нас побывать! А еще лучше – прижиться. Человек не может без общества. Кто-то вообще сказал, что человек – общественное животное. Придешь?

– Нет, – ответил я без колебаний.

– Зря, – сказал он с сожалением. – Но хоть в какую-то тусовку вхож?

– Нет, – повторил я.

– Честно?

– Абсолютно.

– Да как же ты живешь?

– Да вот представь себе…

– Бравлин, не дури. Приходи к нам. Ты же звезда, ты и среди нас станешь… тем, кем ты должен быть.

Я прибавил газу, успел проскочить на желтый, почти на двух колесах вписался в поворот и подкатил к подъезду шикарного пятиэтажного дома.

– Звони, – сказал я. – Честно, мне всегда с тобой общаться – наслаждение.

Я протянул ему руку, он пожал без энтузиазма. В глазах был укор, мы друзья, а на тусовках дружба только крепнет и, так сказать, подтверждается.

– Звони, – повторил я.

На тусовки, думал я, выруливая снова на шоссе, ессно, я не ходок. Вообще. А этого тусовочное общество простить, конечно же, не может. То, что обо мне якобы отзывались как о звезде – я знаю, как это отзываются: «Да, был такой блестящий вундеркинд, так хорошо начал, но потом то ли спился, то ли рерихнулся, то ли еще какая дурь, но сейчас это конченый человек, катится и катится вниз…» Ведь если не приходит – это как бы бросает им вызов. Прийти в тусовку – это признать ее правила, ее политические и эстетические нормы, обычно весьма узковатые даже для средненького творца, а уж для гиганта так и вовсе непереносимые. На тусовках вырабатывается мнение, как относиться к тому или иному явлению, нивелируется любая личность. Даже если она вся из шипов и гребней, то вскоре превращается в гладко выбритый шар.

Тусовки – это стаи мелких хищников. Понимающих, что они мелкие, что в одиночку ничто, потому собирающихся в стаи. И в самом деле, такие шакальи стаи могут разорвать могучего льва, что иногда и делают. В тусовке принято на людях всячески расхваливать друг друга, в смысле – членов своей стаи. Ты – мне, я – тебе.

Люди тусовок люто ненавидят всякий талант, оригинальность, ибо талант и оригинальность обязательно вне стаи, вне тусовок. Люди тусовок стараются пробраться к кормушкам в СМИ, закрепиться там, чтобы можно было почаще напоминать о себе, таких милых и замечательных, о своих работах, конечно же, заслуживающих разговоров, обсуждений, экранизаций, дискуссий, постановок… Конечно, при любом упоминании о нетусовочнике у тусовочника шерсть сразу дыбом, из горла глухое рычание, готов разорвать гада в клочья, но… понимает, что единственно действенное оружие – молчать, молчать, не упоминать ни словом, не давать ни слова в СМИ. Иначе всем сразу станет видно, что такой-то неимоверно силен, и начнутся разговоры уже о нем. А вся стая разом померкнет, увянет, ибо их будут сравнивать с ним, а они сами понимают, что не дотянутся даже до лодыжки гиганта…