все прогрессивные… да-да, точно так же, как было с СССР, стремятся разрушить империю этих горилл с крылатыми ракетами. Юсе еще долго придется расхлебывать плоды своей победы над миром. Не расхлебают, подавятся. Не поможет даже дымовая завеса, что действуют не одни, а якобы вместе с «цивилизованным миром» оказывают кому-то «братскую помощь»!

– Бравлин, – сказал Майданов очень-очень укоризненно, – какие победы? США со всеми сотрудничает, а не воюет.

– Ну-ну, – сказал я. – Вы в самом деле не видите, в какую дыру загнали себя США своей экспансией? Они уже не могут остановиться. Да, это уже их и политика, и мировоззрение, и суть… Но – горе победоносной нации! Победитель – всегда в наихудшем положении, ибо тут же наглухо закрывается от всех реформ, от всех новшеств, упорно противится всему-всему, кроме, понятно, развития науки и техники… да и то лишь той, что служит его желудку, гениталиям. Зато потерпевший поражение делает успехи уже на другой день после поражения от этих горилл!

Лютовой задумался, брови полезли вверх, а Майданов отшатнулся.

– Бравлин, вы говорите ужасные вещи!.. Гориллы с крылатыми ракетами…

– А вы можете себе представить интеллигента, – спросил я, – с хорошо накачанными мускулами?

На минуту воцарилось молчание, слышалось только позвякивание чайных ложечек. Мы все, подумал я зло, постоянно и подленько врем. И добро бы «во спасение», а то угодливо поддакиваем даже по такой мелочи, что да, Бэзил Пупкинс – велик, велик, а вот Айвэн Пуппэнс так и вовсе войдет в историю как создатель виртуреализма… хотя ни того, ни другого не читали. Но как не врать, когда каждый депутат или президент страны, не моргнув глазом, говорит прямо в телекамеру, что у него на рабочем столе лежит раскрытый Чехов… или Игуансон, Толстой, Достоевский, а на очереди еще Фет… Набоков, Кафка?.. А в поездку по регионам он берет Бунина… Бодлера, Папуансона?.. И все мы видим, что брешут, как поповы собаки? То же самое в политике, культуре, искусстве?

Все брешут, гады!.. Все. И президент, и депутаты, и соседи по лестничной площадке. Брешут трусливо, брешут по-мелкому. Зачем? Ведь никому же не оторвут гениталии, если скажет честно, что читает только Доцюка и Головенко! Но врут, ибо эта брехня уже стала нашей второй кожей. Да где там второй – первой. Сними ее – и подохнем!

Но если… не подохнем?

Лютовой сказал раздраженно:

– Хватит нам увязать в вечных бесплодных спорах о России! Особенно с теми, кто вечно и непрестанно вопит, что Россия – дерьмо, русские – дерьмо, что нам, тупым и криворуким, вечно жить в дерьме, пока нас Запад не вытащит из дерьма за уши. Хватит с этими спорить. Уже пора уничтожать. Молча. Стрелять – кто может стрелять, бить топором – у кого топор, травить и душить – у кого только голые руки.

Майданов сказал шокированно:

– Нельзя быть таким экстремистом!

– Почему?

– Да просто нельзя! Некоторые вещи нельзя потому… что нельзя.

Лютовой сказал твердо:

– Эту грязь надо вымести из нашего народа, ибо грязь имеет обыкновение расползаться, пачкать других.

– Нельзя, – повторил Майданов. – Вы – экстремист. Боремся с этим экстремизмом, боремся… а он откуда-то берется снова. Мне рассказывали, как недавно на центральной площади организованно прошло сжигание основного труда самого большого экстремиста… даже имя его не хочу произносить…

Шершень поддержал серьезно:

– И не надо, тьфу-тьфу, на ночь глядя… Мы все недавно видели демонстрацию слабости этого общества… да что там общества – всего так называемого западного мира! Западного – не по географии, а по ареалу признанных ценностей. В этот западный попадает не только Россия, мы вечно враскорячку, но и всякие там сингапуры или южнокореи. Мы видели, как сжигают книги, ибо в слабеющем западном мире уже запрещены ряд книг, ряд идей, ряд мыслей.

Майданов вскинул брови, отшатнулся, донельзя шокированный:

– Вы считаете это слабостью? А что же тогда сила?

– Да, – отрезал Шершень. – Это слабость, что ведет к могиле. Запрещать надо убийства да грабежи, когда действие, направленное против вас, происходит так мгновенно, что не успеваешь уклониться от пули или ловкой руки карманника. Но пропаганда – это удар очень замедленного во времени действия! Здоровое государство… даже не государство, а само общество!.. должно либо тут же ответить еще более мощным ударом контрпропаганды и тем самым обезвредить яд, либо просто проигнорировать, как здоровый организм не замечает сквознячков…

Майданов развел руками, забыв от волнения, что держит чашку, плеснул на пол, смутился.

– Извините!.. Просто ваши слова столь чудовищны, что я уж и не знаю!.. Как это проигнорировать? Как это проигнорировать? Пропаганду фашизма проигнорировать?

– А что, – сказал Лютовой злорадно, – слабо ответить?

– Разве это не ответ?

– Это уклонение от ответа, – объяснил Лютовой. – Неумение найти слова. Заткнуть оппоненту рот – разве это ответ? Это признание, что противник прав.

– Ну уж, знаете ли!.. Вы говорите… вы говорите такие возмутительные вещи!.. Да и вообще черт знает что, извините!.. По-вашему выходит, что Гитлер… тьфу, произнес-таки это гадкое имя!.. что этот негодяй – интеллигент, труды которого сжигают гориллы?

Шершень захохотал, разряжая напряжение.

– Это не он, это вы сказали!