– Извините, Иван Семенович…

Он удивился:

– И это не по тебе? Так что же ты хочешь?.. Или ты всерьез занялся этим… как его… мне говорили, что ты объявил себя не то верховным гуру, не то аятоллой.

Я засмеялся:

– Не старайтесь меня задеть, Иван Семенович. Никем я себя не объявлял, но свое учение создал. И оно уже начинает набирать обороты.

– Что за учение? – спросил он любопытствующе. – Опять строить коммунизм?

– С коммунизмом ничего не получилось, – сообщил я на тот случай, если он думает, что у нас все еще Советская власть. – Слишком высокая цель для простого человечка – счастье человечества!.. А вот с иммортизмом, так я назвал свое учение, может пройти. Все-таки во главу угла ставим шкурные интересы… А прикрыть их высокими словами сможет всякий. Строители коммунизма уже во втором поколении растеряли энтузиазм, хоть и видели еще цель, а вот третье поколение потеряло из виду и цель… Здесь же будет все наоборот: чем дальше будет уходить общество от сегодняшнего дня, тем ближе будет осуществление самой сокровенной мечты человечества – быть бессмертным!..

– Ого, – сказал он не то с уважением, не то с насмешкой. – На бессмертие замахнулся… Да, это приманка для простого человека, лакомая приманка. Душу дьяволу продаст… тебе, Бравлин, тебе!.. только бы добраться до этого бессмертия… И как ты это мыслишь?

Я сказал устало:

– Человек обязан освободиться от презренной плоти и стать существом из чистой энергии. Те, кто воспевает прелести существования человека в смертном теле – слуги Тьмы, Хаоса, Небытия. Те, кто доказывает, что человек должен оставаться смертным, – служит дьяволу. Вот вкратце. Ну как?

Он пожал плечами:

– Никак. Что-то меня это не задело. Совершенно!

– Что делать, – ответил я тихо. – Что делать…

– Как что делать? – сказал он сердито. – Отказаться о всех ненаучных глупостей… подчеркиваю – ненаучных!.. и взяться за науку. За ту самую науку, в которой ты блистал.

Я развел руками.

– Что делать, – повторил я снова. – Я взялся за нечто общее, где наука и религия – лишь камешки в мозаике.

– Мозаике чего?

– Не знаю, – ответил я. – Еще не знаю. Наверное, души.

Он поморщился, но руки все так же безостановочно отрывали ягоды, челюсти работали хорошо, мерно, не мешали ровному течению слов:

– Души… Сейчас о ней модно вспоминать, когда разговор заходит об этих грязных талибах, ваххабитах, аддашидах… Но что можно ожидать от этих грязных невежественных фанатиков? Проще стереть их с лица земли, чем пытаться найти общую тему для разговоров!

Я взглянул на его мерно работающие челюсти, на крупное волевое лицо, ощутил тоску, что трачу время хрен знает на какой бесполезный разговор, а мне надо бы сейчас сидеть и выгранивать строки, добиваться их бронзовости, чеканности.

– Абсолютно все так называемое цивилизованное человечество, – пробормотал я, – дружно, плечом к плечу, в едином порыве, чувствуя солидарность… кричит: «Распни его! Распни его!» Распни этого грязного, нечесаного, неграмотного и не имеющего диплома об университетском образовании талиба. Ишь, посмел выдвигать свои идеи, выгонять из наших священных храмов менял и торговцев, опрокидывать наши столики с деньгами, ломать башни Торгового Центра и вервиями изгонять этих самых торговцев из нашего же храма!.. Распни его крылатыми ракетами!.. Не позволим этому талибу Иисусу распространить свои сумасшедшие идеи на весь мир!.. Точечными бомбовыми ударами, чтобы не осталось ни одного аэродрома, ни одной школы, ни одной больницы, ни одной дороги!.. Если надо, то и ядерных бомб не пожалеем, хоть они и деньги стоют. Правда, деньги качаем из тех же стран, кого намечаем для следующей бомбардировки, так что ладно, будем бомбить. Выжжем все так, чтоб и тараканы там передохли. Чтобы никто не мешал нам снова поставить в храмах столики менял и ростовщиков, торговать, трахаться, пусть даже с животными, ибо это и есть завоевание свободы и достижение демократии. Но на этот раз никто не сожжет наши Содом и Гоморру, ибо все громы небесные – ха-ха! – отныне в наших руках. Теперь мы – Бог, теперь мы определяем, что считать грехом, а что – общечеловеческими ценностями «всего цивилизованного человечества»…

Он поморщился.

– Бравлин, не ерничай. Хотя, признаю, часть правды в твоих постулатах есть. Но только часть. А на такой малой части ничего нельзя основывать. Все рухнет, Бравлин!

– Так вы познакомились с моими постулатами?

Он отмахнулся.

– Так, пробежал взглядом наискосок.

– Ну и как вы оценили?

– Я же говорю, ничего не получится. А что ты с литературой намудрил? Насчет потакания низменным слабостям? Да литература всегда проповедовала только высокое!

– Высокое? – возразил я. – Литература проповедовала высокое?.. Ну, простите… Я такие образцы пересчитаю по пальцам. Пальцам одной руки! С литературой вообще… можно сказать, надо начинать все сначала. Особенно с западной. Умом мы все понимаем, что общество возникло только потому, что пещерные дикари согласились урезать свои личные свободы, чтобы сосуществовать вместе. Или что совместное сосуществование несет в себе больше плюсов, чем минусов… Для того и возникли законы, ограничения. Чтобы общество жило, развивалось, защищало членов своего общества! Но у нас в крови слишком много от пещерных дикарей, что не приемлют правил, ограничений, законов… Даже не от дикарей – от неразумных