положиться. Пусть он безобразен так что ж! Исчезли страх и отвращение, которые она питала к нему раньше. От проглоченной таблетки утихли боль и жжение в горле, но ноту руки и даже лицо нестерпимо чесались и зудели. На ноги невозможно было наступить, так болели ступни. Она заковыляла, прихрамывая, но скоро остановилась.
- Ох, не могу! Вся в какой-то дряни. Мне помыться нужно.
- Помыться в грязной воде? Ты отравишься, - сказал Аоки.
- Я уже почти отравилась, - с трудом борясь с приступами тошноты, сквозь зубы простонала Серафина. - Гдето здесь должна быть вода... мне пить хочется...
- Экие вы странные существа, - в голосе Аоки явственно прозвучало недовольство.
Опять он начинает в том же тоне! В каждой фразе сквозит возмутительное пренебрежение существа высшего порядка к грешным жителям такой же грешной старушки-Земли. От усталости, от боли, или отчего-то другого, Серафина внезапно разозлилась.
- Не хватит ли? До каких пор выслушивать все это? Вы такие, вы сякие, вы плохие, и пить вам хочется, и есть вам хочется - и по нужде, представь себе, тоже хочется. Да, хочется, потому что мы люди, а не роботы в крокодиловой шкуре!
- Я хочу лишь сказать, что вы настолько отравили все вокруг, что скоро придется и вам самим надеть скафандры. А вода там. Только скорее...
Но Серафина уже не слушала его высказываний. Она почти пробежала еще несколько шагов и выскочила на берег. Лес снова кончился. Река здесь делала замысловатую петлю, образовывая довольно широкое озеро, перегороженное плотиной, на другом берегу которого раскинулся грандиозный химкомбинат. Весь он был виден, как па ладони в свете багрового зарева, поднимающегося из-за леса. От плотины отводилось несколько широких труб, через которые сбрасывались излишки воды из озера. Аоки прав, вода здесь оставляет желать лучшего, но выбирать не из чего, - подумала Серафина.
- Отвернись пожалуйста, - спохватившись, попросила она. Аоки начал было говорить что-то, но Серафина уже сбросила одежду. Вода почему-то отдавала хлоркой, но Серафине она сейчас показалась райским бальзамом. Как хорошо было стоять, закрыв глаза, под прохладными струями...
В себя ее привел пронзительный вой пожарной сирены. Она выскочила на сухое место и замерла. Аоки смотрел на нее не отрываясь, и во всей его позе чувствовалось страшное напряжение. Багровый свет заливал его с ног до головы, и от этого казалось, что сам дьявол поднялся из преисподней и любуется, как гибнет мир во мраке и хаосе. Серафину до самых глубин души ужаснул его взгляд - все такой же пустой и безжизненный, словно перед нею не человек, а мертвец или робот. Все ее существо отказывалось мириться с внезапно кольнувшей вдруг жуткой догадкой...
Аоки медленно, с усилием, отвел взгляд и отвернулся. Серафина поспешно натянула на мокрое тело одежду. Как она могла! Как могла так позорно забыться! Она готова была поклясться, что вот именно сейчас он увидел в ней женщину.
Длинный сверхскоростной снаряд мчался, рассекая стратосферу. Серафина, съежившись, сидела в глубоком кресле и героическими усилиями воли боролась с беспрерывно накатывающими приступами тошноты. Все тело мучительно ломило и вздрагивало в ознобе, ноги и руки покрылись красноватой сыпью, похожей на крапивницу. 'Отравилась! Ах, как не вовремя...' - билась в голове одна - единственная мысль. Чтобы как-то отвлечься от неприятных ощущений, она попросила:
- Аоки, расскажи, кто ты? Я ведь даже не знаю, куда мы так быстро летим.
- Не бойся, с тобой больше ничего плохого не случится, сказал Аоки.
Серафина развернулась, будто еж. Значит, он не хочет с нею и разговаривать по-человечески. Больше всего невыносима была ей мысль, что это крокодилоподобное чудище считает ее в какой-то мере ниже себя. Она это почувствовала еще тогда, когда разговаривала с ним в лесу, и он заявил, что ничему не удивляется. Как будто он считал всех людей Земли стоящими на низшей ступени развития, каннибалами, которые без зазрения совести поедают себе подобных. А может быть, и она сама понадобилась ему в качестве подопытного экземпляра, чтобы, покопавшись в ней, разобраться, как они, каннибалы, устроены и почему не подавятся, поедая друг друга.
- Ты ошибаешься, - спокойно проговорил Аоки.
Серафина так и подпрыгнула в кресле.
- Это не честно забираться в чужие мысли, как в собственный карман! - нервно бросила она.
- Прости пожалуйста, я не хотел, - сказал Аоки. - Но ты так бурно сердишься за моей спиной, что у меня колики в затылке. Я хотел поговорить обо всем с тобой после, но раз ты так нетерпелива, то слушай.
И он начал рассказывать. Забыв о своих страданиях, Серафима слушала, как прекрасную сказку. Необыкновенные картины чужой жизни разворачивались перед ее мысленным взором, словно мелькали разноцветные слайды.
...Большая голубая планета, почти вся покрытая водой лишь кое-где выступают из хрустально- прозрачной воды небольшие клочки коричневой суши. В ослепительно голубом небе сияют несколько ярких радужных светил, дающих планете необходимое количество тепла и света. Вечная арка многоцветной радуги перекинулась от горизонта до горизонта. Здесь всегда равномерная прохлада, и люди не знают, что такое бури и циклоны.
Города поднимаются прямо из воды, из дверей жилища можно ступить на середину канала - вся планета подобна итальянской Венеции. Голубые воды рассекают быстроходные катера всех форм и размеров, магистралями для которых служат широкие каналы. В воздухе реют летательные аппараты, очень напоминающие стрекоз - то взмывают высоко вверх, то пикируют низко над водой. Это любимый спорт и развлечение молодежи. Плавание, гонки на воде, полеты в воздухе - не перечесть удовольствий, которыми богат отдых на воде. Жизнь земноводных людей проходит равномерно под водой и на суше.
Под водой расположены грандиозные заводы и фабрики, которые обслуживают плавучие роботы, там кипит такая же жизнь, как и на поверхности. Говорят, когда-то давно суши на планете было гораздо больше, чем воды. Постепенно происходило поглощение суши водой, и людям волей-неволей приходилось адаптироваться к новым условиям существования. Полагают, что скоро суша совсем исчезнет, и люди будут вынуждены окончательно переселиться на дно.
...Слушая рассказ Аоки, Серафина думала о том, насколько не соответствует облик этого человека, его неприятный, режущий ухо голос и те простые слова, которые он находит, чтобы рассказать обо всем с доступными для нее подробностями. Что-то странное, какая-то неувязка была между рассказом Аоки и его обликом. Однако, пылающая жаром голова плохо соображала, и Серафина как ни старалась, никак не могла ухватить какую-то очень важную мысль.
Между тем, Аоки рассказывал, как он в составе экспедиции из десяти человек долгое время бороздили космическое пространство. Есть у них такие люди - их называют 'аянти' звездные скитальцы. У них нет семей, друзей и любимых на родной планете. Их призвание - космос. И они бесконечно бороздят звездные моря, лишь изредка возвращаясь на родную планету, где их давно уже никто не ждет.
- Значит, ты хочешь забрать меня с собой? - затаив дыхание, спросила Серафина.
Аоки повернулся к ней и сказал:
- Наша экспедиция погибла, попав в притяжение сверхтяжелой звезды.
- Так значит, ты уже не вернешься домой? - с ужасом перебила Серафина.
- Домой... Где теперь мой дом! - Аоки сделал неопределенный жест рукой.
- Но куда же мы летим? - удивилась Серафина.
- К друзьям.
Перед глазами Серафины все вертелось, в голове скакали обрывочные мысли. Голубая планета, кругом вода, красивые люди, резвящиеся на волнах... Потом перед нею встала собственная несчастная планета, отравленная химией и радиацией, засыпанная мусором. Как сказал Аоки, скоро всем нам придется одеть скафандры, либо выродиться и превратиться в мутантов...
Стоп! Скафандр! Серафина вздрогнула от пришедшей в голову неожиданно простой и ясной, все объясняющей мысли. Конечно же, скафандр! Можно было догадаться и раньше... если бы знать... если бы знать... Как может земноводный человек дышать отравленным воздухом Земли?!
- Верно догадалась! - Аоки усмехнулся негромким булькающим смешком и положил руку Серафине на плечо.
Она смотрела на него, не отрываясь, словно пытаясь проникнуть взглядом сквозь толстую сморщенную кожу. Что там, под ней? Кто он? Голова у Серафины скова закружилась, стала клониться на грудь.
