Из прихожей доносились мужские голоса. Глеб застыл с банкой в руке.

– Глебушка, к нам из милиции, – растерянно крикнула мама.

Первым желанием было выпрыгнуть в окно и бежать, бежать, чтоб не поймали…

Он даже развернулся было к окну. Какое там! Восьмой этаж. Ну вот и все. Шурка позвонила в милицию…

На кухне возникли четверо мужчин. Впереди – худощавый, с коротким ежиком рыжих волос. Двое других – явно «кавказской» наружности. Третий, вполне славянской внешности, действительно, был в милицейской форме. Тот, что вошел первым… Глеб узнал его! Это был Шуркин хахаль! Тот самый, с которым она на подоконнике…

– Ну что, гаденыш, попался? – усмехнулся он.

– Товарищи, он совершенно ни при чем! – с жаром воскликнула мама, возникшая в дверном проеме. – Они сами подставились!

– Кто подставился? – нехорошо улыбнулся рыжий в сторону мамы.

– Эти, из «мерседеса»! Вы должны знать, что они специально создают аварийные ситуации! И вымогают потом деньги! А мой сын ни в чем не виноват!

– Помолчи, мама, – тихо проговорил Глеб.

– Почему? Почему я должна молчать? У нас не тридцать седьмой год! И на милицию можно управу найти! Есть, в конце концов, прокуратура!

Милиционер как-то лениво обернулся, сделал шаг в сторону женщины, и Глеб с изумлением увидел, что горло мамы пережато его локтем. Другая рука милиционера сжимала длинный, с тонким лезвием нож. Лезвие мелькнуло в воздухе и замерло возле маминой шеи. У него подкосились ноги. Глеб сполз на пол.

Он очнулся от ощущения резкого, неприятного холода. По лицу cтекала вода. Стоявший над ним «кавказец» держал в руке ковшик.

– Очнулся?

Глеб увидел маму, сидящую на кухонном табурете со связанными руками, с кляпом во рту.

– Не слышу!

На голову обрушился новый поток воды. Она затекала за воротник, стекала по лицу.

– Я… очнулся, – проблеял Глеб, вытирая лицо рукавом.

– Значит, ты у нас хороший мальчик, на которого наехали бандюги из «мерса»? – улыбался рыжий. Глаза его при этом оставались абсолютно холодными. – Это ты для мамы сказку придумал? Хорошая сказка. А ты не рассказал маме, что неделю назад увез из дома женщину? Увез, как я понимаю, против ее воли. И держишь ее где-то. Не рассказывал? Ну нам-то все расскажешь, правда?

Глеб услышал мамино мычание, увидел нож, который упирался в ее горло.

– Я… я все расскажу, только не убивайте! – заверещал Глеб, пытаясь подползти к маме. Сильный удар кованым ботинком отбросил его к окну.

– Встань, падла, и говори!

Каменев поднялся, всхлипывая от боли.

– Я не хотел… Так получилось. Она сама села в машину… Захотела покататься…

– В тапочках? Ты, мразь, еще одно слово соврешь, считай, что ты сирота!

В подтверждение его слов стоявший возле мамы милиционер сделал короткое движение. Мама сдавленно вскрикнула. Из разреза по шее струилась кровь.

– Я все, я все расскажу, только не убивайте маму, – взвыл Глеб. – Да, я ее похитил. Но это от любви! Я ее очень любил, понимаете? Целых пять лет! И все у нас было хорошо! А потом появились вы… Она меня хотела бросить! А я не могу без нее!

– Где она? – оборвал его рыжий.

– Я не знаю!

Милиционер занес нож над головой женщины.

– Правда! Это правда!!! Не трогайте маму! Я говорю вам правду!!! Ее, Сашу, кто-то украл! Ее у меня похитили! Сегодня днем! Я вышел в аптеку, вернулся, а ее нет!

– Зачем в аптеку?

– Ей плохо стало с сердцем. Нет, то есть не плохо, она меня обманула, – торопясь, захлебываясь словами, причитал Глеб. – Она специально разыграла приступ, чтобы я ушел. А ей в это время помогли убежать.

– Почему же ты считаешь, что ее похитили?

– Потому что они мне звонили! Вернее, звонил один и тот же голос. Два раза. Он требует за нее двадцать тысяч долларов!

– Так отдай! – усмехнулся мужчина.

– У меня нет! Я не могу столько собрать!

– Что же ты можешь, мешок с дерьмом? – презрительно проговорил рыжий. – Ладно, я эту проблему решу. Я за любимую женщину и больше отдать готов. Двадцать кусков – не деньги. Сейчас мы поедем туда, где ты ее держал. Посмотрим. Может, ты врешь, гаденыш. Может, она там и сидит, где ты ее оставил.