Она протянула скованное наручником запястье. Он сунул в замок тонкую железку, повозился немного, и браслет, разинув пасть, упал на пол.
Саша растирала запястье, приговаривая сквозь хлынувшие слезы:
– Господи, я уже и не верила… Спасибо вам! Теперь выбраться скорее!
– Идти можешь?
Саша спустила ноги на пол и вдруг поймала на себе взгляд мужчин.
– Господи, я же голая! – Она схватила покрывало, закрыла грудь. – Что же делать?
Жало посмотрел на напарника.
– Муха, скидывай треники и футболку! – приказал он.
– Ты че? А я как пойду?
– Скидывай, придурок! Некогда разбираться! Мы с девушкой к нам домой перекантуемся, оттуда ментов вызовем. А ты и в трусах до дома добежишь. Не голым же. Изобразишь из себя спортсмена.
– Так сам и скидывай, – огрызнулся Муха.
– Я тощий и длинный. На нее мои джинсы не налезут. Давай делай, что говорят, пока по шее не схлопотал!
– Пожалуйста, я вас умоляю! Я за все заплачу! – плакала Саша.
– Ладно, – буркнул Муха.
Приятели вышли на кухню.
– Главное – ее к нам перетащить! Когда еще такой случай будет?! – прошипел Жало. – Снимай портки!
Муха стащил с себя одежду, сунул приятелю, оставшись в замызганных черных плавках. Жало прошел в комнату.
– На, девушка, одевайся по-быстрому. Мы тебя на кухне ждем.
Саша, торопясь и морщась от боли, которую причиняло ей каждое движение, надела пропахшую потом футболку и бесформенные, давно не стиранные тренировочные. Впрочем, все это было совершенно не важно! Важно было только одно – выбраться отсюда до возвращения Глеба. От страха перед своим мучителем Саша почти не соображала.
– Готова? – В комнату заглянул Жало. – Рожа у тебя больно побитая, выводить-то тебя стремно. Ладно, патлы на лицо навесь, вот так. Ну, вперед!
Все прошло благополучно. Середина рабочего дня, окраина города, наконец, еще не закончившееся лето, задержавшее пенсионеров на дачных участках – все это было на руку беглецам. Никто не повстречался на пути странной парочке – долговязому мужчине, поддерживающему под руку невысокую женщину со спутанными каштановыми волосами, одетую мешковато и неряшливо. Женщина едва переставляла ноги, словно пьяная. Да если бы кто и видел, как парочка входит в подъезд пятиэтажки, вряд ли бы и удивился: мало ли алкашей и алкашек проживает в столице?
Скорее уж, внимание гипотетического прохожего привлек бы странного вида спортсмен, с дряблой, нездоровой кожей, в обтягивающих широкий зад сатиновых плавках послевоенных времен. Спортсмен нервно оглядывался на бегу и исчез в том же подъезде, что и пара алкашей.
Все это отметил в своем дневнике седовласый мужчина, сидевший в инвалидной коляске подле окна соседнего дома. Мужчина – в прошлом метеоролог, привык заносить в свой дневник все, что привлекало его внимание.
Саша пугливо озиралась в грязной, ободранной квартире. Она все еще не верила в освобождение. Казалось, Глеб найдет ее своим звериным чутьем, вот-вот ворвется сюда и… Да перережет их всех! Какая необычайная физическая сила поднималась в нем в минуты возбуждения, она уже знала.
– Ты проходи, садись, – взглянув на ее бледное лицо, ласково проговорил Жало. – Иди в комнату, присядь на диван. Вон, плохо тебе совсем.
Дверь в квартиру хлопнула, Саша вздрогнула, напряглась натянутой струной.
– Ну чего ты? Это приятель мой вернулся, – хмыкнул Жало.
– Дурака из меня сделал и радуется. – Муха прошмыгнул в другую, маленькую комнатку. Вышел в брюках.
– Иди, душа моя, чайник поставь, – ласково пропел ему Жало. – А то девушку аж колотит всю. Как звать-то тебя?
– Александра.
– А фамилия?
– Нужно милицию вызвать! – вместо ответа воскликнула Саша.
– Так чего я и спрашиваю. Кто вызывать-то будет? У тебя вон зубы стучат.
– Небережная.
– Че? – не понял Жало.
– Фамилия моя – Небережная.
– Ага, теперь понял. А маньяка твоего как кличут?
– Глеб Каменев.