– Слава, ты представляешь себе владельца крупной гостиницы, которому интересно смотреть, как горничная пылесосит номера? Я сам только что с самолета…
– Как отдыхалось? – огрызнулся вдруг Грязнов.
– Ты что, Слава? Что за тон?
– Извини, – буркнул друг, товарищ и почти что брат.
– Ну хватит, – хлопнул ладонью Меркулов. – Что это с тобой сегодня, Вячеслав?
– А-а! – махнул рукой Вячеслав. – Приступ классовой ненависти человека, пять лет не бывавшего в отпуске. Я его уже почти преодолел.
И Грязнов улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. Меркулов укоризненно покачал головой:
– Вот что. Отправляйтесь-ка вы да покумекайте вдали от казенных стен. Ясно то, что ничего не ясно. Версия предумышленного взрыва не отменяется. Так же как и версия взрыва случайного. Причастность Сосновского к гибели Сомова тоже под большим вопросом.
– Вот это-то и обидно! – вскричал Вячеслав. – Размотать бы эту историю, взять Крошку Цахеса за… сами знаете за что, крутануть хорошенько да впаять сто пятую статью, часть вторая, пункты по всем буквам алфавита. С пожизненным лишением свободы.
– Это все, Слава, девичьи грезы, – невесело усмехнулся Турецкий.
– Убийство еще доказать нужно, – устало произнес Меркулов. – Вот отправляйтесь и думайте. Я буду ждать очередных сообщений от Самойловича. Если вас осенит какая-нибудь интересная, а главное, продуктивная идея, буду рад услышать.
…Выйдя из здания на Большой Дмитровке, друзья топтались у служебного «мерседеса» Грязнова.
Обсуждались варианты предстоящей беседы. Турецкий предлагал посидеть в «Узбекистане», где их всегда ждали и даже держали для друзей отдельный кабинетик.
– Я угощаю. А то меня муки совести преследуют перед лицом товарища, не отдыхавшего аж целых пять лет, – с усмешкой добавил Александр.
– Ладно, я уже, кажется, покаялся. А что касаемо мук совести, так мы с тобой оба должны их испытывать по другому поводу.
– Ну-ка? Что-то не припоминаю совместно обесчещенной невинной девицы.
– Я про Моисеева. Мне уже племянник все уши прожужжал: ждет, мол, вас с дядей Сашей старик. А вы его забыли совсем.
– Мы, конечно, не забыли…
– Для него отсутствие общения равносильно забвению. Так что предлагаю совершить благонравный поступок и съездить к Семенычу. Нам зачтется.
– А задание старшего по званию?
– А-а, что мы сейчас можем? – махнул рукой Грязнов. – Нужно на пару часов переключиться. Глядишь, мозги лучше зашевелятся.
– Ладно, принято.
Заехав по пути за продуктами и бутылочкой отменного коньяка, друзья ввалились в дом Моисеева.
– Боже ж мой, какие люди! – хлопал себя по бокам Семен Семенович. – А что это у вас, Слава, за горлышко из пакета торчит? Надеюсь, это не кефир?
– Это коньяк, Семен Семенович.
– Что вы говорите! Будем коньяк пьянствовать? – всплеснул тот руками. – Что же привело столь занятых государственными делами мужчин в дом одинокого, всеми забытого старика?
– Соскучились, – в один голос ответили друзья.
– Что ж, я почти поверил. Ах, обмануть меня не трудно, я сам обманываться рад. Прошу. – Он засеменил вперед, припадая на ногу.
Разместиться решили на кухне. Слава извлек из пакета нарезки рыбы и колбасы, банки шпрот и маслин. Саша выгружал помидоры, болгарские перцы, зелень, лимоны. Водрузил на стол торт.
– Боже ж мой! Куда столько еды? Это, как говорят в Одессе, чтобы ешь, молчи и подавись? – радостно суетился Моисеев.
Стол был стремительно накрыт, рюмки наполнены. Первый тост провозгласили, как водится, за встречу. Грязнов расспрашивал старика о здоровье, тот отшучивался. Саша оглядывал жилище. Старенькие, вытертые обои, треснувший линолеум и какие-то невероятные по размерам и очертаниям следы протечек в углу потолка.
– А что это у вас, Семен Семенович, с потолком? Кто это вас так безбожно заливает?
– А-а, молодой человек сверху…
– Так что же он вам ремонт не сделает?
– Ну… Где вы видели молодых людей, добровольно делающих ремонт старику? – усмехнулся Моисеев.
– Так нужно вызвать техника, составить акт…
– Э, бросьте, Александр, – отмахнулся Моисеев. – Знаете, есть такая притча буддийская. Жил один просветленный буддийский мастер. Ходил он со своими учениками по Индии, сеял среди местного населения свои буддийские мудрости. И был у него личный повар. И повар этот был очень вредный: готовил плохо, с мастером постоянно ругался и всячески старался испортить ему жизнь. Вот ученики его как-то спрашивают: