автоматы и отнес их к себе. Бандиты с ненавистью смотрели на него и на Павла, готовые к прыжку.

- Отойдите на пять шагов! - приказал Павел и щелкнул затвором.

Несколько человек отошли, другие не двинулись с места. Павел нажал на курок, но ничего, кроме щелчка, не получилось. Он торопливо, одной рукой удерживая вожака, попытался передернуть затвор, но тут самый молодой, стоявший ближе других, бросился на него, схватился за автомат и, падая на спину, увлек за собой Павла. Пришлось отпустить оружие. Павел ударил ногой вожака в спину так, что тот свалил с ног нескольких своих соратников, бросившихся ему на помощь. Это позволило выиграть несколько секунд. Но вырвать другой автомат Павел уж не успел.

Какое-то время он еще сопротивлялся, поскольку понял, что его решили взять живьем, и свалил еще двоих. Но его сбили с ног, сели на спину, вывернули руку.

- Рэмбо, да? - возбужденно говорил над ним тот же молодой. - В войнушку приехал поиграть?

Раздалось несколько выстрелов. Краем глаза, прижатый лицом к горячей пыли, Павел заметил упавшего за автобусом водителя. Некоторое время напавшие совещались, поглядывая на Павла. Потом чему-то рассмеялись. Их голоса доносились до него, как сквозь толщу воды. Кажется, решили, что с ним сделать. Просто взять и расстрелять - не интересно. Нужно свежее решение. Обменять на кого-то из наших. Вот это другой разговор! Но уж очень он задел их самолюбие. Еще бы! Чуть не положил носом в пыль весь их диверсионно-оперативный отряд! Такое прощать нельзя. Ну обменяют, а он начнет по новой. А тот, на кого обменяют, наверняка не из нашей деревни. А какой-нибудь большой начальник, попавший в плен по трусости. Настоящий чеченский воин в плен не сдается. Аллах не позволяет сдаваться неверным.

Так или примерно так можно было понять эту дикую смесь русского и чеченского языков. И вот придумали...

Связанного Павла усадили на место водителя. Отпустили ручной тормоз, придерживая ножной. Павел видел: там дальше, где начинается ущелье, крутой поворот за скалу. До руля ему не достать. Он даже не сможет лечь на него грудью, чтобы хоть как-то вывернуть.

Это и есть их задумка. Пусть русский кувыркнется вместе с автобусом прямо в преисподнюю. К демонам. Пусть, пока летит вниз, передумает и пересмотрит свои воззрения на мечты и чаяния свободолюбивого чеченского народа!

И вот педаль отпустили, последний чеченец, привязавший избитого русского, выскочил на ходу из кабины.

Разгоняясь, автобус катится под уклон. Все быстрее и быстрее. К пропасти. Извернувшись, Павел нащупал кончики узла. Завязали наспех, уверенные, что русскому не освободиться. Веревка сброшена... Но Павел остался сидеть прямо, поскольку понимал, что за ним наблюдают издали. Автобус съехал, двигаясь по прямой, с дороги. Пусть.

Ему бы доехать до скалы. Наверное, смотрят вслед, привстав на цыпочки. Все-таки скала загораживает. И потому, бросив приунывших пассажиров, снова набили битком свой 'жигуль' и погнали к скале, чтобы увидеть, как падает в пропасть этот русский, привязанный к сиденью...

В последний момент Павел успел вывернуть руль и повернуть автобус за скалу. Он стоит, держа ногу на тормозе, задом к дороге. Он ждет. И вот появляется бандитский 'жигуль'. Они смотрят не туда, смотрят вниз, куда должен был покатиться проклятый русский.

И не видят, как сбоку бесшумно наезжает на них катящийся к пропасти автобус, притаившийся за скалой, как в засаде.

Павел успел затормозить на самом краю. Кто-то успел выскочить, но тут же очутился под колесами надвигающейся махины. Один перед тем, как быть раздавленным, успел выстрелить снизу.

Кувыркаясь, 'жигуленок' падал вниз с раскрытыми дверями, откуда вываливались человеческие тела. Павел туда не смотрел. Он только завел мотор. 'Икарус' вздрогнул, затрясся, как от пережитого ужаса, и двинулся назад от бездны. Оглядываясь и выворачивая руль, Павел развернулся и поехал назад. К ожидающим развязки пассажирам.

Для них он вернулся с того света. Они смотрели на него с ужасом. Вылезая из кабины, Павел ощутил, наконец, боль в избитом теле и липкое тепло крови, сочившейся из ран.

- Садитесь... - сказал он еле слышно.

Они стояли, глядя на него, не знали, что и думать.

Тогда он наклонился к мертвому шоферу и поднял его тело, стараясь внести в автобус. Несколько старух подбежали и помогли. Мальчишки и женщины продолжали стоять на месте.

Они боялись. Старухи, переговорив по-своему, сели в автобус.

- Где они? - спросила одна из них.

- В преисподней, - сказал Павел, чувствуя, что слабеет от потери крови.

Мотор продолжал работать на холостом ходу. Он включил сцепление. Автобус дернулся и медленно поехал к той скале, откуда только что вернулся.

...В это самое время другой, точно такой же 'Икарус' ехал в аэропорт. Среди пассажиров находились его жена и бывший писарь, ныне уволившийся в запас Сергей Горюнов. Он был в гражданской одежде, которая явно была ему к лицу. Сморенная духотой Алла спала рядом, положив голову на его плечо. Сережа сидел, боясь пошевелиться, чувствуя тяжесть сумки со всякой всячиной, включая тюбик с шампунем, на своих коленях.

В аэропорту он передал ей сумку, и она прошла в дамскую комнату переодеться и привести себя в порядок.

Когда она вышла, он не узнал ее. Настолько она преобразилась. А всего-то изменила прическу, грим, а также надела на свою прекрасную шею бриллиантовое колье.

Она шла сияющая и улыбалась - не то звезда кино, не то топ-модель, и все смотрели на нее, а проходившие навстречу оглядывались.

Сережа старался держаться незаметным и постоянно озирался. Благодаря гражданскому костюму ему удалось выбраться незамеченным из части. Чеченцы, торговавшие в своих киосках и палатках, отвлеклись, увидев Аллу. Да они вообще больше уже были заняты торговлей, чем слежкой за Горюновым.

Точно так же никто и сейчас не смотрел в его сторону. Все видели только ее. Она приветливо улыбнулась контролеру у стойки. Тот смутился. Такие женщины ему еще не улыбались. Он бегло осмотрел ее паспорт и билет. Все нормально.

Кажется, можно идти дальше.

Но старший контролер не расслышал ее фамилию.

- Пугачева Алла? - он подошел ближе.

- Нет, что вы! - приветливо улыбнулась она ему.

- Хотел взять автограф, - смущенно признался тот.

- Я тоже могу дать! - сказала она, улыбаясь еще дружелюбней. И расписалась на каком-то бланке, который тот ей предложил.

В Москве на стоянке такси к ним подъехала частная машина. Сидевший за рулем черноусый, смуглый шофер чем-то не понравился Сереже. Он придержал Аллу за локоть.

Она удивленно посмотрела на него. Только что собирались расстаться, она уже хотела снять колье...

- Слушай, неужели так и разойдемся? - спросил он, когда в машину сели другие. - Может, отметим успешное окончание операции?

Алла отдала честь, приложив одну руку к голове, другую к виску.

- Слушаюсь, сэр!

И снова попыталась снять драгоценное колье. Но он ее удержал:

- Пусть пока побудет на тебе. Очень уж идет.

Алла пожала плечами, хмыкнула, внимательно посмотрев на него.

- Хочешь подарить? Я такие подарки не принимаю. Но домой я могу пока заехать? Хочу полежать в ванне, долго-долго. За столько лет я имею право? А то все душ и душ...

И продолжала разглядывать его не без лукавства. Сережа здесь, в Москве, явно не в своей тарелке. Нет той харизмы, вальяжности, которая выделяла его в полку. Но это временное, она ничуть не сомневалась. А как смотрит на нее! Чуть жалобно и очень восторженно. Нет прежнего мальчишеского желания понравиться, пустить пыль в глаза. Только робость и обожание.