- А ты, мама, куда пойдешь?

- Не знаю, дочка, не знаю. Беги.

В конце улицы показалась человеческая фигура.

- Эй, стой!

Ночную тишину раскололи выстрелы.

Ноги сами несли Шулю по темным улицам. Пальто, в спешке наброшенное на плечи, давно соскользнуло и осталось позади. Снег засыпал платье. Но она продолжала бежать. Сколько времени это длилось, она не знала. В боку остро закололо, и она остановилась, тяжело дыша. Где она?

Огляделась. Она стояла в конце улицы, ведущей в гору. Впереди темнела роща, в ней маленькие домишки. Крыши укутаны снежным одеялом, окна закрыты ставнями.

Слезы покатились из глаз: одна, среди врагов, зимней ночью без теплой одежды и без гроша в кармане, без близкого человека. Куда пойти? К кому обратиться? Где мама? Кто знает, не поймали ли ее! Вспомнились слова матери:

'Беги, дочка, в монастырь, к сестре Терезе'. Но где этот монастырь? Кажется, на другом конце города. Как туда добраться?

Шуля снова побежала, и ей стало теплее. Снегопад прекратился, небо прояснилось, высыпали звезды.

Все труднее становилось дышать, чаще и острее кололо в боку.

То и дело она останавливалась, чтобы перевести дух, и с трудом снова пускалась бежать.

'Что со мной? Заболела? - подумала она со страхом. - Если так, то я пропала'.

Улица. С двух сторон высокие дома. В сером свете раннего утра они выглядят как чудовища.

- У всех есть дом... Люди спят в своих постелях. Одна я на улице. Мама, мамочка... - плакала она потихоньку, продолжая идти,

Вот и высокая стена с зелеными железными воротами. Шуля сделала еще несколько шагов и по колено провалилась в сугроб.

Вдруг она почувствовала, что стена покачнулась, железные ворота колыхнулись и всей тяжестью нависли над ней - вот-вот обрушатся на нее... Она хочет отбежать и не может сдвинуться с места.

- Мама, мамочка, - тихо шепчет она и опускается в снег у ворот.

А мать Шули в это время неподвижно лежала на улице позади больницы, и снег вокруг нее алел от крови...

РЕШАЮЩИЙ ПРЫЖОК

После того, как Шуля с матерью выбрались из гетто, Шмулик и его мать остались одни в квартире. Теперь пребывание в гетто еще больше тяготит Шмулика. Вечером, вернувшись с работы, он тоскливо бродит из угла в угол. Мать поднимает на него потускневшие глаза с покрасневшими от слез и бессонницы веками, Без слов ставит перед ним тарелку жидкого супа и молча уходит в свой угол.

У Шмулика сердце болит за нее. Хочется обнять ее, шепнуть ей на ухо слова утешения, но голос не слушается его. Однажды, решившись, он спросил: 'Есть какие-нибудь весточки от Ханеле?' Однако мать изменилась в лице, услышав его вопрос, и он опустил голову и замолчал.

Сегодня его завернули от ворот, и он не вышел на работу. Шмулик сразу почувствовал, что приближается 'акция'. Страх смерти охватил гетто. Правда, улицы были пусты, но несмотря на это казалось, будто толпы людей бегут по ним, крича и толкаясь, в поисках спасения.

Подойдя к дому, он увидел, как литовские полицаи рассыпались по улицам гетто, врывались во дворы.

Мать стояла посреди комнаты, то укладывая что попало в узел, то снова вытаскивая вещи, не соображая, что она делает.

Он знал: жители их квартала должны выстроиться на площади. Если кого-нибудь найдут в квартире, застрелят на месте.

Шмулик стоит рядом с матерью среди сотен евреев с узелками и мешками. Вначале он поглядывал во все стороны, ища знакомых, но вскоре перестал. Летнее солнце печет голову. Мучает жажда. В передних рядах слышны крики: 'Воды!' Кто-то падает в обморок.

Шмулик глянул на мать: она сидит на земле, положив голову на узел. Уснула? Или в обмороке? Солнце заходит. По небу плывут пурпурно-фиолетовые облака, постепенно становясь синими, затем серыми и наконец черными.

После жаркого дня ночь кажется холодной. Шмулик сел на землю рядом с матерью, прижавшись к ней спиной, и заснул.

Его разбудила мать. Мальчик вскочил на ноги и забросил узел на плечо. Передние ряды уже двинулись. Задние подталкивают их вперед.

- Куда?

Шмулику трудно понять, что происходит впереди.

Ругань полицаев, стоны евреев, плач.

Они останавливаются возле товарного вагона. Шмулика быстро втолкнули в вагон и прижали к стене. Дверь с грохотом захлопнулась. Удары молотка - и темнота кругом.

Где мама? Он не видел, чтобы она влезла в вагон.

- Мама! - отчаянно зовет он. - Где ты?

- Здесь, сынок, здесь!

Мать стоит возле него, но он ее не видит, только слышит ее голос и ощущает теплую руку.

'Куда нас везут?' - сверлит в мозгу. Раздающийся в темноте плач скорее раздражает, чем пугает его. Какая-то женщина стучит кулаками в закрытую дверь вагона и бьется головой о стенку.

Страшные слова 'Девятый форт' облетели вагон.

Понемногу глаза Шмулика привыкли к темноте вагона. Сквозь щели в стенках проникает слабый свет. Шмулик различает своих соседей по вагону. У стены, сквозь которую проникает свет, он видит сапожника Хаима из своей бригады и его жену Хану.

Шмулик замечает, что Хаим перешептывается с двумя соседями. Он решает пробраться к сапожнику. В бригаде Хаим был известен как ловкий парень. Не раз помогал он Шмулику выбраться из рядов и ускользнуть от всевидящих глаз полицаев.

Став за спиной Хаима, Шмулик прислушивается. Однако из-за грохота колес трудно разобрать хоть что- нибудь. Проходит некоторое время, и в вагоне становится душно. У Шмулика кружится голова, его мутит.

Голоса в вагоне стихли. Плач умолк, отчаяние сменилось безразличием.

Поезд останавливается. Кто-то смотрит в щель:

- Поле.

Никто не знал, сколько времени простоял там поезд. Никто не обратил на это внимания.

Полумертвые от духоты и жажды, кто сидя, кто стоя, люди прислонились друг к другу.

Наконец, вагон дернулся, качнулся, загрохотали колеса, и поезд двинулся с места.

Шмулик заметил, что лучи солнца, прорывавшиеся сквозь щели в вагон, побледнели и затем совсем исчезли. Все его чувства обострились. Сапожник Хаим с товарищами снова перешептываются.

- Хаим,- потянул Шмулик сапожника за край одежды, - Хаим, куда нас везут ?

- Кто это? Ты, Шмулик? Один? - наклонился к нему сапожник.

- С мамой.

- Ах, так.

Хаим опять повернулся к своим товарищам. Через несколько минут Шмулик услышал тонкий скрип пилы.

- Хаим, - снова попробовал он заговорить с соседом, пилят стенку.

- Тихо, парень, мы хотим распилить и вытащить доску из стены. Может, удастся бежать.

- Скажем всем в вагоне, чтобы бежали, - говорит Шмулик.

- Тише, дурной, еще помешают посреди работы !

- Что это скрипит, как пила? - послышался вдруг вопрос сбоку.

- Наверно, мыши или крысы,-ответил кто-то из друзей Хаима.

Скрип прекратился на некоторое время, затем снова возобновился. Не прошло и часа, как раздался треск выламываемых досок. В вагон ворвался холодный свежий воздух.