— Да ты что? Какая же это будет добровольная явка с повинной? А тебе ведь нужна именно добровольная. Так получится, что я их на тебя наведу. В жизни такими делами не занималась! Я позвоню адвокату Жумагалиева. Он все устроит, приедет за тобой, привезет тебе деньги. Можно открыть две кредитные карточки — на имя Алии и на имя… На чье имя?

— На имя моего отца, — обреченно ответила Муха. — Лучше он…

— Хорошо, на имя отца. Дай мне его полные данные.

— Боссарт Виктор Артурович.

Дана повторила вслух его имя и взяла Муху под руку:

— Как только он откроет эти два счета, карточки будут привезены тебе. Потом, если ты нам не веришь, можно поехать к любому банкомату или в банк и проверить, сколько на них денег. Ты убедишься, что тебя никто не обманул. Сто на одной, сто на другой. А потом ты пойдешь сдаваться. Сама!

— Даже без адвоката?

— Исключено. С ума сошла? Мы тебя довезем, куда надо, но пойдешь сама. У них как раз уже начался рабочий день.

— А мне как раз так хочется жить, — вздохнула Муха. — Ладно, пошли.

Телефон оказался в коридоре. С первого взгляда, войдя в квартиру, Муха его даже не заметила — такой он был невзрачный. Дана ощупала аппарат, сняла трубку и, ловко пересчитывая пальцем ячейки, набрала номер.

— Яков Семенович? — заговорила она, дождавшись ответа. — Это Дания. Яков Семенович, в общем-то можно открывать счета. Да, да. Она тут.

Она все выслушала и согласна.

Дана отвела трубку от уха и приказала:

— Муха, представься и скажи, что согласна явиться с повинной.

Муха брезгливо поднесла трубку к уху и севшим голосом проговорила:

— Меня зовут Мухаббат, Боссарт Мухаббат Викторовна. Я согласна дать показания, что меня нанимал господин Жумагалиев.

— Очень хорошо, — услышала она низкий, неожиданно приятный голос. — Условия вам передали?

— Да. Деньги…

— Я сейчас этим займусь.

Муха оглянулась на Дану. Та стояла рядом и ждала. Муха спросила адвоката:

— Что будет с моей сестрой? Вы об этом уже подумали?

— Конечно. Ее немедленно отвезут в лучшую наркологическую клинику. Американские специалисты, новейшие методики лечения, внимательный персонал. Ей там будет хорошо.

— Как я могу это проверить?

— Послушайте, госпожа Боссарт, — внушительно ответил адвокат. — Вы ведь не с кем попало связались. Мы вам даем полную гарантию, что все условия будут выполнены.

— Какую же это гарантию? — недоверчиво переспросила Муха.

— Мы вызовем в Москву ваших родителей.

Встречаться с ними в период следствия вы не сможете, но я отвечаю за то, что письмо от них вы прочтете. Родителям вы поверите?

— Может быть. Не знаю. Вы можете их заставить говорить то, что вам нужно. Они все напишут, если вы их припугнете.

— Как с вами нелегко! В таком случае, не знаю, как вы можете в этом убедиться.

— Я должна быть уверена, что с моей сестрой ничего не случится! — с надрывом произнесла Муха. — Я хочу это видеть своими глазами!

— Ну, а что бы вы хотели видеть? То, как ее примут в клинику?

Муха заколебалась, потом ответила:

— Хотя бы.

— Ну, ладно. — В его голосе зазвучало раздражение. — Времени на такие процедуры у нас нет, но если вы нам настолько не доверяете, то поедем туда вместе. Я вообще не собирался ее везти лично. Надо дать машину, найти сопровождающего, оформить документы. Послушайте, вы понимаете, что вас ждет, если милиция вас узнает в той машине? Или в клинике? Ведь там тоже есть внутренняя охрана. Вы представляете, как отнесутся к сестре, если вас прихватят вместе с ней — в одной машине? Только этого не хватало? ©на и так измучена.

Этот довод убедил Муху. Она набралась храбрости и довольно твердо сказала:

— — Ну, ладно. Пусть она едет туда без меня. Но деньги я должна проверить.

— Я сейчас займусь этим и привезу вам документы. Передайте трубку Дане.

Дана сказала еще несколько слов о том, что надо торопиться, и положила трубку. Она была бледнее обычного, если такое вообще возможно.

Даже желтизна ее лица казалась не такой яркой.

— — А теперь надо ждать, — сказала она. — Он приедет сюда, вы поедете в банк.

— А ты?

— Я останусь.

— И мы с тобой уже не увидимся? Ты даже свидетельских показаний не будешь давать?

— Да, насчет показаний, — сказала Дана. — Забыла тебе сказать. Упаси боже там заявить, что это я передавала тебе распоряжения Жумагалиева и его деньги.

— Что же я должна говорить?

— Что виделась с ним лично.

— Это же вранье…

— Все на свете вранье, — пояснила Дана невозмутимым тоном. — Скажешь, что тебе велят.

Так нужно Жумагалиеву, я тут ни при чем. Если меня впутают — будет хуже.

— Как тебе это удается? — спросила Муха, разглядывая Дану в свете наступившего утра.

— Что?

— Не понимаешь? Всегда оставаться в стороне, а других топить.

Дана ничего не ответила. Она медленно прошла в ту комнату, где стояла постель Алии, нашла в углу стул, села на него и, казалось, уснула, положив голову на скрещенные руки.

Муха присела к постели сестры и долго смотрела на нее. Та, казалось, спала. Этот сон был какой-то странный, мертвый, хотя слышалось ее дыхание. Муха никогда не видела у Алии такого выражения лица — в нем было что-то животное.

'Ради кого я это делаю? — вдруг подумала она. — Ради нее? А что от нее осталось? А если она навсегда останется вот такой? Ей будет все равно, есть у нее деньги или нет… А если ради матери, отца… Так это тоже глупости. Им для счастья хватило бы восьми тысяч, которые у меня при себе.

Хватило бы надолго. Так зачем? Семьи больше нет.

А мне пропадать. Это бессмысленно'.

— Когда же он приедет? — сказала Муха, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Скоро, — раздался ответ из того угла, где дремала Дана. Она ответила немедленно, значит, все же не позволяла себе расслабиться.

— Скорей бы…

— Тебе так не терпится? — удивленно спросила Дана. — Успеешь.

— Представь себе, не терпится!

— Не психуй.

— Заткнись! Лучше бы все кончилось побыстрее.

— А ты теперь не нервничай, — посоветовала Дана. — Что толку? Когда все кончено, нервничать бесполезно. Все равно ситуацию не изменишь. Знаешь, когда мне врачи сказали, что зрение не вернется, я тоже сперва занервничала.

Да что там — занервничала! Это мягко сказано! Я бы на любую тюрьму согласилась, только бы видеть, человеком быть… Ты и представить себе не можешь, что я тогда чувствовала. Я искала специалистов, Толеген помогал, как только мог… Но все доктора говорили одно и то же — зрение потеряно навсегда. И когда мне это преподнесли как последнюю истину, я сразу успокоилась. Абсолютно! И знаешь, даже