Достаточно сказать лишь одно: много вариантов имеет Путь. И даже если в целом светел он, — можно найти на нем и темные участки.
Обратное — тоже верно…
И лишь от тебя одного зависит: выберешь ты Свет — или Тьму. День — или ночь.
Будешь ты Крагером или…
Впрочем, довольно об этом. Все равно не понять это смертному.
Тем же, кто понял, — нет нужды в объяснении…
Говорили в старину: если поешь о победе, — не смей умолчать и о поражении.
21
Но на сей раз не удовольствовался Мастер тем, что сказал «нет». Знал он, что на него — последняя надежда. Не утаили это от него.
Именно поэтому первый и единственный из всех Мастеров Тартана — именно оттого первый, что был он последним по счету, — дал им совет.
Сказал он:
— Ведомо мне: есть еще один Мастер Тартана. Говорил мой отец — нет ему равных…
(Произнеся это — зубами скрипнул. Нелегко говорить «нет ему равных» про другого…
Впрочем, про себя такое — и вовсе нельзя говорить. Пусть люди скажут!).
— Кто это, о Тидир? — воскликнул Дункан, ибо Тидир было имя Мастера.
И надежда зажглась в глазах Дункана. А зрачки Конана полыхнули совсем иным огнем…
Помедлил Тидир, глядя в пол, едва ли не сокрушаясь о сказанном. Но раз уж сделал один шаг — надо и второй сделать.
— Имя его — Этерскел. Из клана Фуадов он родом…
— Где найти нам его, о Тидир? — голос Дункана дрогнул, когда задавал он этот вопрос.
Кажется, Тидир усмехнулся, но не разобрать — углы его рта были прикрыты седыми усами.
— Его — уже нигде, наверное…
— Почему? — и вновь дрогнул голос Дункана.
На сей раз уже не было сомнения: усмехался Тидир. Торжество и горечь были в его усмешке одновременно.
— Плохо слушаешь, юноша. Очень плохо. Я сказал — отец мне это говорил. Во время отца моего, Глуинделла, это было. А мои волосы уже густо присыпаны серебром. И нет в живых Глуинделла больше лет, чем ты и твой спутник на свете живете, юноша!
— Ты еще не знаешь срока моей жизни, старик… — пробормотал Конан.
(Впрочем, он все-таки не сказал этого — по крайней мере, вслух не сказал).
Тишина надолго повисла под крышей дома, зацепившись за потолочную балку, растекаясь по стенам.
— Значит…
— Вот именно. Это значит как раз то самое!
И снова торжество и горечь проявились на лице старого Тидира.
Не была эта горечь тенью зависти. Как раз наоборот.
Далеким отпрыском зависти было именно торжество. Ясно ведь: коль скоро так, то давно оставил этот мир Этерскел Мак-Фуад.
А стало быть — нет сейчас под солнцем человека, который бы разбирался в Тартане много лучше, чем Тидир ап Глуинделл!
(Прочие Мастера — не в счет… Все они примерно одинаковы по силам и все сознают это. Кто-то лучше знает одно, кто-то другое лучше знает…
Но ни про кого нельзя сказать — «нет ему равных!»).
Отчего же горечь?
А вот именно оттого, что такое высокое мастерство кануло в Лету…
Но снова заговорил Тидир, сын Глуинделла:
— Да, сам Этерскел уже не жив, конечно. Но ведь и я — не с рождения науку тартана знал…
— Ты хочешь сказать… — и вновь надежда колыхнулась в глубине глаз Дункана. А глаза Конана — вновь сверкнули предостерегающе.
— Не знаю… Я не знаю, был ли у Этерскела сын. А теперь, возможно, уже и внук. Не ведомо мне и то, оказался ли наследник этого Мастера — а тем более наследник его наследника — способным усвоить науку чтения по ткани. Но если оказался…
И исчезло с лица Тидира торжество. Но зато и горечь — тоже исчезла.