прозорливый человек. Он умеет распознать свой шанс, и следовательно, он — хозяин своей судьбы.

Вирга напряг глаза, чтобы разглядеть тонущее в полумраке лицо своего собеседника. Ему показалось, что он различил резкие черты, высокие скулы, узкие глаза.

— Я приехал издалека и хотел бы повидать доктора Нотона.

Ваал улыбнулся. Вирге почудилось что-то непристойное в том, как искривился его рот и блеснули зубы. От этого человека исходило нечто гнетущее, наполнявшее его тревогой.

— Доктор Нотон все свое время посвящает работе над исследованием. Скоро его книга будет закончена.

— Книга?

— Полагаю, он обсуждал это с вами перед отъездом из Америки. Книга о лжемессиях, первоначально искажавшая правду. Однако я помог доктору Нотону вычистить материал, и последняя глава его труда будет посвящена моей философии.

— Я бы хотел увидеться с ним. Вы же не прогоните меня — я ведь проделал такой длинный путь… Нотон здесь, не правда ли?

— Здесь, — ответил Ваал. — Но работает.

Вирга ждал, однако Ваал молчал. Делая последнюю попытку, Вирга сказал:

— У меня письмо от его жены.

— У него нет жены.

Вирга вдруг почувствовал, что ему совершенно необходимо ясно увидеть лицо Ваала, и шагнул вперед, к самому краю шахматной доски.

И с трудом удержался, чтобы не отпрянуть под властным, грозным взглядом Ваала. Он вдруг обнаружил, что не может долго смотреть в эти темные, глубоко посаженные глаза, в которых искрились жестокий ум и безграничная ненависть, и отвернулся. Судя по широким крепким плечам, Ваал при всей своей худобе физически был очень силен. Вирга решил, что ему лет двадцать пять — тридцать, не больше. Он превосходно говорил по-английски, без малейшего намека на какой-либо акцент, а его голос был мягким и умиротворяющим, как первая волна, набежавшая на берег сна. Только его глаза, страшные, живые на мертвенно-бледном лице с твердым подбородком, придавали ему некоторое сходство со смертью.

— Вы американец? — спросил Вирга.

— Я Ваал, — ответил мужчина, словно это отвечало на вопрос профессора.

Вирга внезапно обратил внимание на шахматные фигуры, вырезанные из красивого блестящего камня. Белые (Вирга стоял у их половины доски) были представлены монахами в развевающихся рясах, скромными монашками, суровыми священниками и стройными готическими соборами. Ферзь, женщина в накинутом на голову покрывале, возводил очи горе. Король, бородатая фигурка Христа, воздев руки, о чем- то молил Отца. На противоположном краю шахматного поля — Вирга теперь заметил, что Ваал уже сделал несколько ходов черными, начав игру, — стояли колдуны, варвары, размахивающие мечами, горбатые демоны; короля и ферзя изображали соответственно некто поджарый, лукаво изогнувший стан и манящий кого-то пальцем, и женщина со змеиным языком.

Ваал заметил интерес Вирги к шахматным фигурам.

— Играете? — спросил он.

— От случая к случаю. Я вижу, вы атакуете. Но вам недостает противника.

— Атакую? — спокойно переспросил Ваал. Он подался вперед и впился в Виргу горящим взглядом. — О нет, еще нет. Я еще только учусь искусству маневра.

— Это требует времени.

— Оно у меня есть.

Вирга поднял глаза от шахматной доски и посмотрел в лицо Ваалу. Наконец профессор почувствовал, что не смеет дольше выдерживать его пристальный взгляд.

— Скажите, — спросил он, — кто вы на самом деле? Почему вы выбрали имя бога дикарства, жестокости и жертвоприношений?

— Мое имя это… мое имя. Меня всегда звали и будут звать Ваалом. А жестокость и жертвоприношения, дражайший доктор Вирга, в этом мире — причастие истинного Бога.

— Кто же этот истинный Бог?

Ваал опять улыбнулся, словно был причастен тайне, которую Вирге было не постичь.

— Вы же не слепой. Вы не могли не заметить действия определенных сил в этой стране — да и во всем мире. Следовательно, вы сами можете ответить на свой бессмысленный вопрос: кто истинный Бог?

— Я вижу людей, которые все становятся все меньше похожи на людей. Я вижу жестокость, насилие, убийства и хочу знать, какова ваша роль во всем этом. Чего вам надо? Политической власти? Денег?

Угроза во взгляде Ваала стала более явственной. Виргу охватило желание отступить на несколько шагов.

— Я располагаю любыми деньгами, какие мне требуются. Политическая же власть ничего не стоит. Нет. Моя власть — власть насаждать волю подлинного Вседержителя этой юдоли. И будет так! Меня слушают — слушают. Люди устали от того, что их учат и школят, как неразумных детей. Настоящие люди должны жить в настоящем мире, а настоящий мир учит одному — выживанию. Выживи, даже если тебе придется пройти по трупам тех, кто надеется сломать твой хребет. Это мир живых и мертвых, умных и дураков.

— Плоды вашей философии, философии пауков в банке — то, что здесь творится. Город сошел с ума. Я видел вещи, невообразимые для цивилизованной страны!

— Напротив, город пришел в себя.

— В таком случае, — сказал Вирга, — безумны вы. Вы проповедуете смерть и разрушение, пожары и ненависть. Вы прекрасно выбрали себе имя! Ваш тезка и предшественник был подлинной язвой на теле Иеговы.

Ваал сидел не шевелясь. Вирге показалось, будто что-то холодное и твердое сдавило ему горло. Ваал чрезвычайно медленно поднял голову; с белого лица смотрели глаза змеи.

— У меня не было ни тезки, ни предшественника, — промолвил он. — Я знаю Иегову, — он выплюнул это имя, как гной, — вам и не снилось, как хорошо я его знаю. Вефиль, Гай, Иерихон, Асор… все эти славные города обратились в золу. — Его лицо неожиданно исказилось, голос из бархатистого превратился в утробный вой бури. — Война, — выдохнул он. — Война — вот власть моего Бога, и он отлично знает, как ею распорядиться. Назваться Иеговой и склонять людей предать их главную суть — грех. Извращая мир ложью, Иегова сам роет себе яму. Ему хочется скрыть правду.

Глаза Ваала сверкнули.

— Довольно игр, — сказал он.

— Боже мой, — в ужасе прошептал Вирга. — Вы и в самом деле хотите хаоса и смерти. Кто вы?

— Я — Ваал, — ответил тот с другого края шахматной доски, и Вирге почудился мимолетный пугающий промельк красного огня в его глазах. — А вот вы — у меня в пальцах.

Взмахом руки он смел фигуры с доски, рассыпав белых по полу у ног Вирги. У Вирги тяжело застучало в висках; он подумал, уж не получил ли он сотрясения мозга, ударившись о ворота. Да, но ощущение, что кто-то держит его за горло? Теперь профессор не сомневался: чьи-то ледяные бесплотные пальцы сдавливали ему шею. Он приложил ладонь ко лбу. Лоб был потный и горячий, словно у Вирги начиналась лихорадка. Он пошатнулся и тряхнул головой, чувствуя на себе горящий взгляд Ваала. О Боже, жжет, жжет… как больно… больно…

— Да, — негромко подтвердил Ваал. — Больно.

В голове у Вирги клубился черный дым: горел мозг. Дым мешал видеть, мешал дышать. Профессор затряс головой, чтобы прийти в себя, но это не помогло. Спотыкаясь, он попятился от Ваала и чуть не упал.

— Вы здесь не случайно, — сказал Ваал. — Мы вас ждали. Вас привело сюда письмо Нотона.

Вирге казалось, что Ваал говорит сразу несколькими голосами. Они то сливались, то дробились на сотни отчетливых звуков, пробивались сквозь калейдоскоп дыма, щипавшего Вирге глаза.

Ваал сказал:

— Вы — уважаемый теолог, у вас репутация трезво и логически мыслящего, разумного человека. Я