белого порошка.

— Нет, действительно, я не умею… Но она уже потащила его за собой. Коротко стриженный блондин куда-то испарился.

— Держи его за задницу, Дебби! — громогласно захохотала Джорджия и, понизив голос, добавила, обращаясь к своей компании:

— Я бы не отказалась!

Дебби втащила его в самый центр массы извивающихся, сталкивающихся и трясущихся тел. Вспышки света слепили глаза; оглушительная музыка била по барабанным перепонкам. Дебби что-то прокричала ему, но он не смог разобрать ни слова. Затем она отступила назад, выставила локти, высвобождая себе толику пространства, уперла руки в бока и начала извиваться в таком чувственном экстазе, который способен был, наверное, воскресить Лазаря. Джону ничего не оставалось делать, кроме как стоять и смотреть на ее бедра, в то время как тонкоголосый певец стонал о какой-то одетой в персиковое и черное, которую надо было видеть.

Джон ощущал себя безумцем, оказавшимся в самом центре безумия. Бешено мигали огни; певец заорал что-то насчет «толкаться и пихаться», Дебби обхватила Дона за талию и попыталась заставить его двигаться в такт музыки, но он стоял бесчувственно как колода.

Кто-то отпихнул его в сторону.

Его место занял мужчина, который тут же начал энергично вертеть тазом, норовя войти в контакт с Дебби. Джон мог рассмотреть этого парня — с густыми черными кудрями и точеными чертами лица, как у итальянских скульптур; на нем были дешевые джинсы и белый свитер. Дебби бросила взгляд на Джона, потом на своего нового партнера по танцу — и в этот момент Джон увидел, как резко изменилось ее лицо. Оно стало жестоким — сексуально, бесстыже жестоким; губы приоткрылись и скривились в хищном похотливом оскале. Влажный язычок медленно прошелся по нижней губе. Она выгнула спину и издала стон. Руки взмыли вверх и нырнули в черную гриву, разметав во все стороны густые пряди. В глазах полыхнуло пламя. Джон подумал, что если бы она так посмотрела на него, он бы просто сгорел на месте. Он отступил назад, ошеломленный, и понял, что только что видел появление Дебры Рокс из обличья Дебби Стоун.

Итальянец продолжал двигать бедрами; Дебби скользнула по его телу вниз, словно кошка, и лицо ее оказалось на уровне его паха.

Луч прожектора, пометавшись по залу, остановился на этой паре. Все остальные танцующие отступили в тень, словно тоже уязвленные этим зрелищем. Все встали вокруг, громкими криками и свистом подбадривая Дебру Рокс, разворачивающуюся во всей своей красе и силе.

Теперь она лежала на спине, тело билось в конвульсиях, итальянец навис над ней, промежность его оказалась ровно на уровне ее рта; он изображал танцем оральный секс. Затем она с неожиданной силой вскинулась с пола; теперь ее бедра оказались у лица этого парня. Он обхватил ее снизу и встал; она обвила его ногами. Они продолжали вертеться и дергаться, освещаемые синеватым светом. Дебра Рокс запустила пальцы ему в волосы и провела языком по лбу. Барабанная дробь изображала дикую, животную страсть, влечение самца и самки. Джон видел, как глаза ее зажглись огнем желания; ее язычок откровенно манил к себе итальянца. Жар ее страсти ослепил Джона так, словно он взглянул прямо на атомный взрыв. Публика неистовствовала; все орали, хлопали, топали, отбивая ритм. Пол дрожал и грозил превратить все заведение в «Подземную милю». Дебра Рокс уже снова была на ногах; ее бедра вертелись и вертелись, распаляя партнера. Тот упал на колени, задрал голову и высунул язык, нацеливаясь на ее черный цветник. Лица обоих блестели от пота; они сплели пальцы. Дебра Рокс села верхом на его жадно разинутый рот.

Джон понял, что его сейчас вырвет. Кто-то вытолкнул его из внутреннего круга, и он не стал сопротивляться. Натыкаясь на людей и всуе поминая имя Господа, он поплелся в сторону, чувствуя себя старым мешком, набитым ненужным хламом.

Разглядев на стене стрелку с надписью «туалет», он двинулся в указанном направлении. Спазмы становились все сильнее. Надо было как можно быстрее, оказаться в мужской комнате. Он торопливо миновал черный коридор, открыл красную дверь и оказался в помещении с писсуарами и несколькими кабинками. Он ввалился в одну из них, запер за собой дверь и склонился над унитазом. Прямо перед лицом в грязной жиже плавали размокшие окурки. Тело покрылось холодной липкой испариной; его трясло. Там, в зале, дикая барабанная дробь грохнула взрывом, от которого вздрогнули стены; он боялся подумать, что там сейчас происходит.

Потом он услышал звук хлопнувшей двери. И перестук каблуков по скользкому линолеуму. Потом шаги прекратились.

Трэвис, остановившись перед дверцей кабинки, извлек из кобуры свой «кольт» сорок пятого калибра. Тусклыми как пепел глазами он следил за этим человеком от самого танцзала. Он знал, что тот вошел в туалет один. Трэвис поднял руку с «кольтом», целясь прямо по центру дверцы кабины. Он оттянул курок. Раздался сильный, уверенный щелк.

Джон услышал его и поднял голову. Что за странный звук?

Палец ковбоя лег на спусковой крючок.

— Ну крутая сучка, должен тебе сказать! — внезапно послышался возбужденный голос. Кто-то вошел в туалет.

— Эх, как бы я ее рачком оттянул, за милую душу! — громко рыгнув, подхватил второй, расстегивая молнию. Послышалось журчание мочи в писсуаре.

Трэвис лихорадочно обдумывал ситуацию. Пристрелить можно всех троих, запросто. Но где тут запасной выход? Как отсюда выбираться? Через долю секунды решение было принято.

Пистолет с инкрустированной рукояткой совершил оборот вокруг пальца и скользнул в кобуру. Мужчины, более всего озабоченные освобождением переполненного мочевого пузыря, не обратили на него ни малейшего внимания.

Придется в следующий раз, решил Трэвис. Резко развернувшись, он вышел из туалета. Джон так и не смог вызвать рвоту. Желудок выворачивало по-прежнему, но никаких явных признаков не наступало. Он подождал еще некоторое время, проверяя, все ли в порядке с пищеварительным трактом. Холодный пот, обильно выступивший на лбу, постепенно высыхал. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прояснить мозги, но туалетные ароматы способствовали этому весьма слабо. Обтерев лицо куском туалетной бумаги, он наконец вышел из кабинки и направился обратно в это дьявольское злачное место развлечений.

Дебби нигде не было видно. С нарастающей тревогой Джон понял, что итальянца тоже нет. На танцевальной площадке снова было не протолкнуться; тела извивались как многоголовая гидра. В поисках Дебби Джон незаметно для себя оказался около кабинки, в которой правила бал Большая Джорджия.

— Куда ушла Дебби? — спросил он, чувствуя легкое головокружение.

— Она тебя искала. Решила, ты ее бросил. Поэтому тоже ушла. — Большая Джорджия пожала плечами и лукаво усмехнулась: — И не одна.

Джон охнул. Желудок словно провалился в пропасть и никак не мог достичь дна.

— Я просто… Я же отошел всего на пару минут!

— То, что может сделать Дебби за пару минут, — тебе лучше об этом не знать. — Большая Джорджия подалась вперед, выставив на обозрение свои невероятных размеров груди, и мило улыбнулась: — Не хочешь попробовать южную девочку, а, северный красавчик?

Джон счел вполне уместным убраться отсюда со скоростью ветра. Вырвавшись из «Небесной мили», он добежал до ближайшего угла и застыл, вздрагивая от холодного ночного воздуха. «Фиата» Дебби на месте не оказалось. Воздух со свистом вырвался из легких, как из проколотой шины. Где-то глубоко-глубоко в сердце возникла острая ножевая боль неподдельного отчаянья.

Ну а что ты, собственно говоря, хотел? — спросил он сам себя. Настоящей любви? Яблоко съел, осталась одна косточка. Даже сам воздух вокруг «Небесной мили» казался испорченным. Надышавшись им, можно навсегда отравить душу.

Черт побери, думал он, шагая по улице в поисках такси. Мне показалось, я ей понравился.

Такси ему удалось остановить, пройдя не меньше четырех кварталов к югу от клуба.

— Куда ехать? — поинтересовался водитель. Джон поколебался некоторое время, затем назвал адрес — в том квартале, где находился дом Дебби. Единственное, что ему хотелось, — взгромоздиться в седло своего велосипеда и как можно быстрее вернуться в церковь. Он чувствовал себя шелудивым блохастым псом.