– Я взял его! Помогите! Я взял его!

Даже с разбитым коленом, этот немец был силен. Они дрались в проходе, борясь за оружие. Солдат ударил Майкла так, что оглушил его, и несколько секунд у Галатина в глазах двоилось, но он удержал руко– ять пистолета. Майкл нанес удар немцу в зубы, а затем крепко вдарил ему в грудь, отчего его крик о помощи прервался и перешел в задыхаю– щееся хрипенье. Немец ударил Майкла коленом в живот, отчего у него перехватило дыхание, и от тяжести трупа тот потерял равновесие. Он упал назад, ударившись о стену с такой силой, что пробитый пулей че– реп Адама раскололся о мраморную стену. Солдат, отчаянно пытаясь пе– редвигаться на одной ноге, поднял свой «Люгер», чтобы в упор выстре– лить в Майкла.

Позади немца Майкл увидел вдруг темно-синее быстрое движение, словно бы несущийся вихрь. В свете канделябра сверкнул нож. Его ост– рие вошло в основание шеи солдата. Человек захрипел и зашатался, вы– ронил пистолет и схватился за шею. Габи пыталась выдернуть нож, но тот вошел слишком глубоко. Она оставила его, и солдат со страшным стоном рухнул лицом вниз.

Габи моргала, ошеломленная картиной, представшей перед ней: Май– кла с окровавленными волосами и запекшейся кровью на лице, и уцепив– шийся за его спину с разверстым ртом труп, у которого на месте висков была жидкая каша. Ее замутило. Она подобрала пистолет, ее рука, де– ржащая нож, была запачкана розовым. Майкл тем временем вновь обрел равновесие.

– Гейсен! – закричал человек из прохода внизу.– Где ты, черт по– бери?

Габи помогала Майклу расцепить пальцы трупа, но был уже слышен шум голосов других солдат, приближавшихся к ним. Единственным доступ– ным путем оставалась лестница, ведущая вверх. Они двинулись по ней, ноги Майкла стали подкашиваться под весом Адама. Лестница повернула и привела их к запертой двери. Когда Габи рывком отодвинула засов и распахнула дверь, им в лицо ударил ветер ночного Парижа. Они вышли на крышу здания Оперы.

Носки начищенных ботинок Адама волочились по просмоленным пли– там, когда Майкл шел за Габи по громадной крыше Оперы. Габи огляну– лась и увидела фигуры, появлялвшиеся из проема, через который они вы– лезли. Она знала, что здесь должны быть другие ходы вниз, но сколько времени понадобится немцам, чтобы перекрыть все выходы? Она торопи– лась, но была вынуждена поджидать Майкла, силы его убывали, спина его начинала гнуться.

– Иди отсюда быстрее! – рявкнул он.– Не жди меня!

Она ждала, сердце у нее колотилось, когда она увидела фигуры, двигавшиеся по их следам. Лишь когда Майкл опять поравнялся с ней, она повернулась и двинулась дальше. Они приблизились к переднему краю крыши, откуда был хорошо виден простиравшийся вдаль светящийся огнями город. Посередине этого края крыши поднималась массивная статуя Апол– лона, и когда Майкл и Габи приблизились к ней, с нее слетели голуби. Он остановился, опершись спиной с вцепившимся Адамом на основание фи– гуры Аполлона.

– Ну, иди же! – сказал он Габи, когда она опять остановилась.– Ищи, где спуск, и уходи.

– Я от тебя не уйду,– сказала она, уставившись на него своими сапфировыми глазами.

– Не глупи! Здесь не место и не время спорить.

Он слышал, как тут и там окликают друг друга приближавшиеся лю– ди. Он сунул руку в плащ и коснулся не «Люгера», уложенного в кобуру, а часов с ядом. Пальцы его стиснули их, но он не мог заставить себя их вытащить.

– Иди – сказал он ей.

– Я не уйду,– сказала Габи.– Я люблю тебя.

– Нет, не любишь. Ты любишь лишь воспоминания о тех моментах. Обо мне ты не знаешь ничего – и никогда не узнаешь.– Он глянул на приближавшиеся фигуры – их разделяло тридцать футов. Они еще не виде– ли за статуями его и Габи. Карманные часы тикали, время уходило.– Не трать понапрасну такую ценность, как собственная жизнь,– сказал он.– Ни из-за меня, ни из-за кого-то другого.

Она колебалась, Майкл видел на ее лице следы внутренней борьбы. Она взглянула на приближавшихся немцев, затем опять на Майкла. Может, она действительно любит только воспоминания о тех моментах?

Он вытащил часы и открыл их. Капсула с цианидом безучастно ждала его.

– Что ты могла, ты уже сделала,– сказал он ей.– Теперь иди.

И вытряс капсулу себе в рот. Она увидела, как у него кадык дви– нулся вверх-вниз, когда он глотал капсулу. Лицо его исказила боль.

– Вон там! Вон они! – закричал один из приближавшихся.

Выстрелил пистолет, пуля высекла искры из бедра Аполлона. Майкл Галатин задрожал и рухнул на колени, придавленный тяжестью Адама. Он посмотрел вверх на Габи, лицо его блестело от пота.

Она не могла смотреть на его смерть. Прозвучал еще один выстрел, пуля провизжала совсем близко, так что ноги у нее сами подогнулись. Она отвернулась от Майкла Галатина, слезы потекли по ее щекам, и по– бежала прочь. В пятидесяти футах от того места, где лежал умирающий Майкл, туфли ее стуком выдали крышку люка. Она открыла его и бросила еще один взгляд на Майкла; его окружали фигуры, победившие в охоте. Все, что смогла сейчас сделать Габи, это удержаться от того, чтобы выстрелить в их сосредоточение, потому что они наверняка бы разнесли ее на куски. Она спустилась на лестницу из перекладинок и закрыла за собой люк.

Шестеро немецких солдат и двое гестаповцев стояли вокруг Майкла. Человек, отстреливший голову Адаму, ухмылялся.

– Ну вот, мы добрались до тебя, сволочь.

Майкл выплюнул капсулу, которую держал во рту. Тело его под тру– пом Адама била дрожь. По жилам разливались уколы боли. Сотрудник гес– тапо потянулся к нему, и Майкл отдался во власть превращения.

Он словно бы вышел из безопасного укрытия на бешеный ураган – сознательно принятое решение, окончательное и бесповоротное. Он ощу– тил ноющее жжение костей, когда прогибался его позвоночник; череп и лицо у него стали менять свою форму, отчего в голове раздавались гро– мы. Он бессознательно дрожал и стонал.

Рука сотрудника гестапо застыла в воздухе. Один из солдат засме– ялся.

– Он молит о пощаде! – сказал он.

– Ну, вставай! – гестаповец отступил назад.– Вставай, ты, свинья!

Стон изменялся в тональности. Он переходил с человеческого на звериный.

– Дайте сюда фонарь! – закричал гестаповец. Он не понимал, что происходит с человеком, распростертым перед ним, но не хотел к нему приближаться.– Кто-нибудь, посветите на него…

Раздался треск рвущейся материи, хруст переламываемых костей. Солдаты отступили назад, на лице человека, который смеялся, застыла кривая улыбка. Один из солдат достал ручной фонарик, и сотрудник гес– тапо неумело пытался включить его. Что-то перед ним пыталось поднять– ся, высвобождаясь из-под застывшего трупа у его ног. Руки у него дро– жали, ему не удавалось щелкнуть неподдававшейся кнопкой.

– Ну что за черт! – заорал он – но тут кнопка поддалась, и свет зажегся.

Он увидел, что там было, и дыханье у него сперло.

У черта были зеленые глаза и крепкое мускулистое тело, покрытое черной с седыми подпалинами шерстью. У этого черта были белые клыки, и стоял он на четырех лапах.

Зверь яростно встрепенулся, сильным движением, от которого руки трупа отлетели от него как спички, и отбросил мертвое тело в сторону. С ним отлетели остатки человеческого маскарада, заляпанный кровью се– рый костюм, белая рубашка с галстуком, все еще охватывавшим разодран– ный воротник, белье, носки и ботинки. Среди хлама осталась и кобура с «Люгером»: у зверя было более смертельное оружие.

– О… мой…– гестаповец никогда не взывал к Богу, но Гитлера тут не было, а Бог знал, что такое справедливость.

Зверь метнулся, раскрыв пасть; когда он достиг гестаповца, его зубы тут же вонзились в его глотку и вырвали мякоть и артерии. Покры– тие крыши вокруг тут же окрасилось красным.

Двое солдат и второй гестаповец заорали и бросились прочь, спа– сая жизни. Еще один солдат побежал не в ту сторону,– не к чердаку, а в сторону улицы. Далеко уйти ему не удалось – он скончался, как обор– ванная нота. Второй гестаповец, герой-дурак, поднял пистолет, чтобы застрелить зверя, обернувшись к нему всего лишь на долю секунды, но свирепое зеленое свечение глаз зверя заворожило его, и этой краткой